— Месье Дюпре? — позвал он голосом нейтральным до отвращения.

Я обернулся. В руках у него была чёрная трубка сотового телефона. И он протягивал её мне:

— Это вас…

— Паола? — Я соскочил со своего насеста и вырвал у него трубку. Парня аж перекосило.

— Нет. Какой-то мужчина. Француз. Он не назвал себя.

Я осторожно приложил к уху телефон. Одни боги ведают, что я рассчитывал услышать, но то, что сказал мой невидимый абонент… Это вываливалось за рамки любой программы.

— Месье Дюпре? — У него был глухой голос и лёгкий, почти неуловимый акцент.

— Да.

— Давид находится в Риме. Вилла дона Кольбиани в Монтеротондо. Желаю успеха.

Я открыл было рот, собираясь о чём-то спросить, но — короткие гудки разорвали это странное общение. Странное, потому что мне показалось… да нет же, я был просто уверен в том, что голос звонившего знаком мне. Я знал этого человека и — не помнил его.

* * *

Паола позвонила вечером. Уже темнело, когда внезапно ожил лежавший рядом со мной телефон. Я вцепился в него, как утопающий в соломинку, чуть не уронил, чуть не сломал…

— Андре? — Она говорила быстро и тихо. — У меня очень мало времени, не перебивай и не спорь. Уходите на «Джульетте» в Рим, я прошу тебя. Помочь мне ты не сможешь, поэтому просто уезжай и постарайся дожить до нашей встречи. Я найду тебя… ты знаешь, где. Всё будет хорошо, я всё улажу. Полиция охраняет меня. Всё, я не могу больше говорить, до встречи, милый…

И опять эти короткие гудки. В ярости я швырнул лёгкое телефонное тельце о стену, мгновенно превратив его в бессмысленную россыпь всякой дребедени. Дьявол, это уже третий за один месяц! Схватил бутылку виски, отхлебнул прямо из горлышка. Какой там, к свиньям, режим… Спрыгнув с дивана, я направился наверх, в рубку. Доводить поступившие указания до сведения капитана. Пускай мальчик тоже повеселится. Не всё же мне одному…

* * *

Мне снился комиссар Каттани, гарцующий верхом на жирном, отвратительном борове, удивительно похожем на его коллегу, Стефано. Комиссар делал мне ручкой и посылал воздушные поцелуи. Следом за ними на маленьком трёхколёсном велосипеде ехал мрачный дон Кольбиани. Он укоризненно качал головой, а на его элегантном чёрном костюме красовалась исполненная во всю спину надпись: «Элвис — жил, Элвис — жив, Элвис будет жить». Всё это безобразие происходило на фоне заснеженной вершины Фудзи, у подножия которой расположился большой симфонический оркестр, с чувством исполнявший «Play Bouzouki». Дирижировал оркестром Виктор Викторович Стрекалов. Не уверен, но, по-моему, это был классический случай ночного кошмара. Проснулся я от того, что кто-то буйно ломился в дверь моей каюты, предусмотрительно запертую накануне. Одного взгляда на часы было достаточно, чтобы оценить позицию — джекпот, елки зелёные! Призовая игра! Каким-то чудом мне удалось проспать почти двенадцать часов и впервые за всё время пребывания в Италии нормально выспаться. Не иначе как наш «ковчег» заходил в экстерриториальные воды, на итальянской земле чудес не бывает. Но за всё в жизни приходится платить. Судя по громкому стуку, доносившемуся из-за дверей, кредиторы сами себя не помнили от нетерпения.

— Да. Слышу. Иду. Уже иду, — терпеливо бормотал я, уговаривая, в основном, самого себя.

Когда я, наконец, доплёлся до красивой дубовой двери, покрытой изящным резным орнаментом, накал страстей на той стороне достиг своего апогея. Странно. Уже не первый раз с этим сталкиваюсь. И почему все так уверены, что я буду срываться с места по первому их желанию? Чудные люди…

Однако то, что я увидел, открыв дверь, разом стряхнуло с меня остатки сна вместе с тягой к философствованию. Бледность на лице капитана проступала даже сквозь смуглую от природы кожу.

— Я знал… я знал, что это не кончится добром, это вы во всём виноваты, вы, из-за вас!

Он почти кричал странным голосом, который я бы классифицировал как «низкий фальцет», размахивая при этом какой-то бумажкой. Присмотревшись, я узнал листок сообщения, полученного по факсу. Унять эту визгливую трагедию не было никакой возможности, да и особого желания я к этому не испытывал. В конце концов, он мне тоже не нравился. Не откладывая приятностей в долгий ящик, я аккуратно воткнул указательный палец в один из нервных узлов на шее этого крикуна. После чего вдохновение у мальчика мгновенно закончилось, вместе с кислородом, криком и дыханием. Пока он сползал по стенке, судорожно разевая рот, я вытащил из его руки листок с посланием и прочитал оное в тишине и покое. Прямо сказать, ничего приятного там не было. Скорее наоборот.

— Бомбу нашли? — спросил я у полусидевшего, полулежавшего на полу капитана.

Испуганно посмотрев на меня снизу вверх, тот быстро ответил:

— Да, — от истерики и дешёвых «итало-гардемаринских» замашек не осталось и следа. — В трюме.

— Ведите, — коротко приказал я и, ухватив его за воротник, рывком поставил «Адониса» на ноги. Потирая шею и бросая на меня косые взгляды, капитан двинулся вперёд.

Не слишком торопясь, но и не задерживаясь на поворотах, мы поднялись на палубу, обогнули надстройку и спустились в трюм. Ну да, классический вариант, машинное отделение. «Верещагин, не заводи баркас!» Гениальный фильм, не зря он русским космонавтам нравится.

Дела обстояли, по введённой Паолой классификации, — «совсем плохо». Хуже некуда. Я неплохо разбирался во всевозможных взрывных устройствах, при большой нужде сам мог изготовить плохонькую, но вполне рабочую «адскую машинку». Однако мои достижения стремились к нулю в сравнении с парнем, создавшим этот шедевр. Гораздо проще было спокойно и без затей застрелиться, нежели пытаться разрядить эту диковину.

— Где механик? — скорее по инерции спросил я у онемевшего от ужаса капитана.

— Исчез. Два часа назад вахтенный матрос услышал сильный всплеск по правому борту, начал проверять экипаж — механика не нашёл, — судорожно сглотнув, ответил он.

Ну, естественно. Пришёл — нагадил — и ушёл. Страна непуганых идиотов, в которой много-много аквалангов. Ничему их не научили многочисленные «доны», пускают в свой дом кого ни попадя.