Я сжимаю зубы, она знает, что надавить на моё чувство вины легче всего.

– Я… не могу, – меняю я свой ответ.

– Почему?

– Она умерла, думая, что я её ненавижу. Это последнее, что я ей сказал.

– Александр, она знает, что ты…

– Нет.

Она хмурится, и я смягчаюсь, но мой ответ остаётся отрицательным.

– Ты не можешь держать её вечно, – уже жалобно добавляет Анна.

– Я знаю.

Молодая королева ждёт, что я что-то добавлю. Разочарованно выдыхает, поправляя юбку парчового платья в чёрно-золотых узорах.

– Ты совсем разгромил комнату моей сестры, – цокает она языком, оглядывая погром в помещении. – Ей бы это не понравилось. Только взгляни на ту стену, как ты повредил обои. А я специально выбрала для неё эту комнату, потому что…

– …зелёный – её любимый цвет, – киваю я, с улыбкой заканчивая фразу. – Я помню. Ты повторяла столько раз, что я, даже если захочу, не смогу забыть.

Я с первой встречи знал, почему Агата часто задерживала свой взгляд на моих глазах.

– Хотя бы прочитай наконец её письмо. Может, это тебе поможет, – напоследок тихо просит девушка.

Анна протягивает мне всё тот же сложенный листок бумаги с моим именем. Кто-то попытался его распрямить, после того как я его смял, но намного лучше не стало. Я нехотя беру бумагу указательным и средним пальцами, молодая королева поднимается на ноги, как и всегда, целует Агату в лоб и уходит, вновь оставив меня в комнате своей сестры, куда я её вернул.

Какое-то время я верчу в руках бумагу, не понимая, почему не могу открыть. Я видел письма остальных. Там она объяснила свой поступок, сказала, как любит каждого, у Марка в письме она даже пошутила несколько раз. Когда же я открываю своё, то отмечаю, что оно удивительно короткое, мне она оставила лишь три строчки, и меня это уже злит, хотя я даже не начал читать.

Я опускаю голову, давлю в себе желание бросить бумагу в огонь, желая остаться в неведении. Но я не могу больше отрицать, что, возможно, не будет момента, когда Агата сама встанет и скажет мне, что написала. Значит, эти немногочисленные слова – последнее, что осталось у меня от неё.

«Даже если ты возненавидишь меня, я всё равно продолжу тебя любить.

И я буду молиться, чтобы моя вторая смерть, как и…»

После первой же строчки из горла вырывается злой вопль, я стремительно рву бумагу на мелкие куски, не желая вновь видеть эти слова. Не желая читать о её обещаниях, извинениях или чувствах, когда она посмела бросить меня одного. Посмела оставить, после того как я позволил себе её любить. Позволил себе мысли о чём-то помимо цели, о которой мне постоянно напоминал отец. Мысли о том, что я могу взять хоть немного счастья себе.

К моему удивлению, из горла за воплем вырывается сдавленный вздох, я впервые плачу после её ухода, позволяя этому чувству надломить что-то во мне.

Морок

– Ты действительно готов? – спрашивает меня Кристиан, сидя на кровати рядом с Агатой.

Прошло полгода, уже лето, а я так и не продвинулся даже на миллиметр, чтобы оживить её или найти подходящего Морока. Я начинаю думать, что они все умерли или, может, ушли за горную гряду на востоке. Хотя искать Морока – это как искать иголку в стоге сена: продавец тканей или пекарь в центре города прямо у меня под носом может им быть, а может, в Серате, помимо меня и Кристиана, нет ни одного.

Поэтому спустя полгода я поддался. Поддался на уговоры остальных отпустить Агату. Я сделаю это ради них, чтобы её вид больше им не напоминал о том, что мы потеряли, и не давал ложную надежду, которой я сам только и делаю, что питаюсь изо дня в день. Я сообщил всем об этом за завтраком, и теперь дядя пришёл убедиться.

– Нет, – даже не пытаюсь притворяться я. – Но чем больше я цепляюсь за неё, тем больше Северин переживает.

– Никто тебя не осуждает, мальчик.

– Знаю.

Из Кристиана отвратительный утешитель, ему неловко, он никогда не знает, какие слова подойдут в той или иной ситуации. Лучшее, на что он способен, – это короткий разговор да тёплая рука, хлопающая по плечу или спине. И это мой дядя, а как наставник он вообще был достаточно суров. Но в последние шесть месяцев он удивительно много со мной разговаривает, часто заходит в комнату Агаты и кажется, даже скучает по ней.

– Анна сказала, что завтра начнёт её отпевать, – едва слышно говорит Кристиан. – Она хочет сделать всё по их правилам. Это продлится три дня. Так что она просила передать, что заглянет вечером, чтобы подготовить тело. Она сказала тебе, что хочет сделать дальше?

– Да. Сказала, что не хочет хоронить Агату в земле. Она хочет сжечь тело.

– Ты понимаешь, почему она так решила?

Я отрываю взгляд от пола, встречаю внимательный взгляд дяди. Он анализирует каждое моё движение, пытаясь понять, что именно я чувствую, но я сохраняю спокойное выражение лица. Этому я научился.

Знаю, что нужен брату в здравом рассудке, поэтому не могу показать остальным ту пропасть, в которую рухнул. Мне кажется, что я здоров, но слишком часто меня бросает в холодный пот. Я стараюсь не думать о том, что сделаю, когда Анна придёт за Агатой. Действительно ли я смогу её отдать?

– Понимаю. Она мне не доверяет, – ровно отвечаю я. – Боится, что я сорвусь и не стану отпускать, но против огня я ничего не смогу сделать. Наша связь исчезнет.

Кристиан кивает, напряженно сжимая губы.

Стараюсь дышать медленно, концентрируясь на своих ощущениях и потоках воздуха. Уже месяцы мне кажется, что я тону. Один вдох идёт нормально, второй тоже, а потом будто меня накрывает волна и я давлюсь воздухом.

Я видел, что Агату мучали приступы паники.

Чувствовала ли она что-то похожее?

Что может быть естественнее, чем дыхание? И что я в действительности могу, если само моё тело отказывается сделать вдох?

– Я раскрыл тебе не всю правду тогда. Даниил и вправду всё рассказал Агате, но после она пришла ко мне, и я подтвердил её догадки, – неожиданно признаётся Кристиан.

Я вновь выныриваю из своих мыслей, цепляюсь за слова дяди, как за верёвку. Кристиан замечает мой стеклянный взгляд, но я встряхиваю головой и как можно непринужденнее опираюсь поясницей на спинку кресла, складываю руки на груди и наблюдаю, как он пытается смотреть куда угодно, но только не на меня. Специально молчу, жду, пока он посмотрит мне в глаза. Кристиан держится пару минут и потом всё-таки поднимает на меня виноватый взгляд.

– Я догадался ещё с самого начала, – отвечаю я и едва заметно улыбаюсь, когда дядя выдыхает с облегчением слишком громко. – Я говорил тебе, что лжец из тебя никудышный, по тебе сразу видно, когда ты врёшь.