В этот момент я очнулся, чувствуя, что меня пробивает испарина. До меня не сразу дошло, где я. Потом осенило: ты в тюрьме.

У меня не было часов, и я не знал, сколько времени. У меня не было зубной щетки, поэтому я не мог избавиться от отвратительного послевкусия ночного кошмара. У меня не было смены белья, доступа к душу, и теперь я ощущал себя окончательно заплесневелым. Опорожнив мочевой пузырь и допив воду, оставшуюся бутылке, я вытянулся на нарах, закрыл глаза и попытался очистить мозг, уговаривая себя сохранять спокойствие.

Но когда тебя подозревают в двух убийствах, когда живешь в окружении кривых зеркал, искажающих реальность… о каком спокойствии можно говорить? Открылась дверь. В камеру просочился утренний свет. На пороге стоял коп с подносом в руках.

— Который час? — спросил я.

— Половина девятого.

— Не мог бы я получить зубную щетку и зубную пасту, пожалуйста?

— Здесь не отель.

— Ну а почитать что-нибудь?

— Здесь не библиотека.

— Пожалуйста, monsieur…

Он передал мне поднос с едой. Дверь камеры закрылась. На подносе я обнаружил пластиковый стакан с апельсиновым соком, черствый рогалик, кубик сливочного масла, маленькую пластиковую чашку с кофе, пластиковые столовые приборы. Спустя пять минут дверь приоткрылась и просунулась рука со вчерашним номером «Паризьен».

— Спасибо, — успел крикнуть я, прежде чем дверь снова захлопнулась.

Насладившись завтраком — как и накануне, я был очень-очень голоден, — теперь я упивался газетой, читая все подряд. Новости политики на первой полосе, новости культуры в середине, сводки о происшествиях, проблемы какой-то местной футбольной команды, новые кинотеатры, открытие которых намечалось на эту неделею, репортаж о свадьбе грудастой французской поп-звезды… Как всегда, меня захватили некрологи. Любимый муж… Обожаемый муж… Всеми почитаемый коллега… Уважаемый сотрудник… Скорбим о потере… Траурная месса состоится завтра в… Приглашаем сделать пожертвования… Вот и все. Еще одна жизнь исчезла. За каждым некрологом стоит своя история — скрытые от чужих глаз радости и печали, которые, собственно, и делают жизнь жизнью. Мерило жизни — смерть… Когда ты покинешь этот мир, история твоей жизни останется только в сердцах самых близких людей. А когда и их не станет…

Ничего не имеет значения. И в то же время все имеет значение. Какими бы незначительными ни казались тебе собственные поступки, ты должен верить в то, что они значимы. Иначе останется только биться в отчаянии с мыслью: когда я умру, ни одна из тех сил, что вели меня по жизни — амбиции, злость, трагические ошибки, любовь, напрасный поиск счастья, — уже не будет играть никакой роли.

Если только смерть на самом деле не конец всему.

«Это свидетельство о смерти, выданное судебно-мединским экспертом в Будапеште, после того как он произвел вскрытие трупа мадам Кадар… Но вы по-прежнему настаиваете на том, что мадам Кадар жива?»

Я уже и сам не знал ответа на этот вопрос.

Дверь камеры снова открылась. Вошел другой офицер.

— Инспектор хочет вас видеть сейчас же.

Я натянул джинсы, пробежался руками по взъерошенным волосам. Коп громко кашлянул, давая понять, что следует поторопиться. Потом он повел меня вверх по лестнице.

Кутар сидел за столом, курил. Мой паспорт лежал рядом с пепельницей. Инспектор Леклерк стоял у окна и что-то говорил Кутару. Оба замолчали, как только меня вели в кабинет. Кутар жестом пригласил сесть. Я опустился на стул.

— Хорошо спали? — спросил он.

— Нет.

— Что ж, больше вам не придется ночевать у нас.

— Почему так?

— Потому что вы больше не подозреваемый.

— В самом деле?

— Считайте, что вам повезло: мы нашли убийцу мсье Омара и мсье Аттани.

— И кто же это?

— Некий мсье Махмуд Клефки…

— Никогда о нем не слышал.

— Невысокого роста, крепкий, лицо вечно нахмуренное. Он работает на вашего арендодателя, мсье Сезера. Возможно, вы с ним встречались?

Конечно, встречался. Много раз. Качок, шестерка Сезера…

— Один-два раза, мимолетно.

— Мы нашли нож, которым был убит Омар, в cbambre Клефки, там же, где и молоток, с помощью которого был изувечен мсье Аттани. Кровь обеих жертв совпала с кровью, обнаруженной на орудиях убийства.

— Клефки сознался?

— Разумеется, нет — и никак не может объяснить, почему молоток и нож были спрятаны под умывальником в его комнате.

В разговор вступил Леклерк:

— Убийцы зачастую излишне самоуверенны — а может, глупы, — когда дело доходит до избавления от орудий преступления. Многие полагают, что смогут избежать разоблачения.

— Он как-то объяснил причину нападений?

— Никак, ведь он продолжает отрицать свою вину. Но мы все-таки установили, что у его работодателя, мсье Сезера, был давний спор с Аттани по поводу платы за крышу, которую Сезер обеспечивал для его бара. А что касается мсье Омара, то говорят, парень занял у Сезера крупную сумму денег под проценты и расплатиться не смог. Так что мы предъявим Сезеру обвинение как заказчику двух убийств. Если повезет, то уговорим Клефки дать показания против хозяина — в обмен на пятнадцатилетний срок вместо пожизненного заключения. Так что, мсье Рикс, вы свободны и можете идти. Но… если бы вы могли кое-что рассказать нам о мсье Сезере и его разнообразных бизнес-проектах…

— Откуда мне знать про это?

— Нам известно, что вы работали на него.

— Это неправда.

— Есть одна подворотня на улице дю Фобур-Пуассоньер, неподалеку от пересечения с улицей де Птит Экюри. Именно там вас чаще всего видели по ночам.

— Кто это меня видел?

— Как я уже говорил вам неоднократно, вопросы здесь задаю я.

— В том доме находится мой офис.

— Да, мы нашли ваш лэптоп, когда проводили обыск.

— Вы проводили обыск?..

— Опять вопрос, monsieur. Если это был только офис, зачем вам понадобился монитор на рабочем столе? Монитор был подсоединен к камере видеонаблюдения на улице.

— Да, но он там уже стоял, когда я арендовал офис.

— У кого арендовали?

— У Сезера, — сказал я, понимая, что, если назову имя Камаля, начнут расспрашивать, как я познакомился с бывшим владельцем интернет-кафе и нет ли у меня каких-либо соображений, почему его труп был обнаружен несколько месяцев назад на свалке возле peripherique.[145]В любом случае, Сезер мог бы прикрыть меня, ведь вряд ли он захочет, чтобы полиция узнала о том, что творилось внизу… хотя я был уверен, что копы уже прочесали место и теперь пытаются прощупать, что известно мне.