Колесо не подходит для этой книги отчасти потому, что ему стоит посвятить отдельную публикацию. Сегодня мы окружены колесами — от очевидных (автомобили, велосипеды и поезда) до незаметных (барабан в стиральной машине, вентилятор в компьютере). Археологи уверены, что, вопреки ожиданиям, первые колеса использовали не для создания транспортного средства, а в гончарном деле. Так что разумно отдать колесу должное и за содержимое вашего посудного шкафа.

В этой книге много «колес» в переносном смысле: простых изобретений, которые выполняют свою работу так хорошо, что «изобретать колесо» глупо. Мы уже видели некоторые из них, например плуг или грузовой контейнер. То же самое с колючей проволокой. Одним из «колес», по сути, является идея письменности. Всегда можно попробовать что-то улучшить, но в каждом из этих случаев фундаментальная концепция блестяще эффективна.

Должен признать, что, когда я работал над книгой, такие «колеса» были моими любимыми изобретениями.

Печатный станок, изготовленный в 1440-х годах Иоганном Гутенбергом, ювелиром из Майнца, считается одним из важнейших изобретений в истории человечества. Гутенберг сумел закрепить множество износостойких металлических литер достаточно прочно, чтобы печатать сотни копий страницы, но при этом достаточно свободно, чтобы тот же шрифт потом использовать для печати совершенно другой страницы. Знаменитые Библии Гутенберга по красоте исполнения могли соперничать с каллиграфическими рукописями монахов. Если закрыть глаза, можно представить себе такую страницу: строгие латинские буквы идеально уложены в два плотных блока и в некоторых местах выделены красными чернильными узорами.

Можно спорить о том, какое место занимает Гутенберг в истории. Не он первым изобрел станок с подвижными литерами — его придумали в Китае. Когда Гутенберг сооружал свою машину в центре Европы (сегодня Майнц находится в западной части Германии), корейцы уже переделали всю свою письменность, чтобы упростить процесс печатания: они свели десятки тысяч иероглифов всего к двадцати восьми буквам[595]. Часто утверждают, что Гутенбергу мы обязаны массовой грамотностью, но и это неправда: грамотность была распространена за шесть или семь сотен лет до этого в Аббасидском халифате, простиравшемся по территории Ближнего Востока и Северной Африки[596].

Тем не менее станок Гутенберга изменил мир. Он привел к Реформации в Европе, развитию науки, появлению газет, романов, школьных учебников и многому другому[597]. Но всего этого не существовало бы без изобретения не менее важного предмета, о котором часто забывают, — бумаги.

Ее придумали в Китае чуть более двух тысяч лет назад. Сначала китайцы оборачивали бумагой драгоценные предметы, но вскоре начали на ней писать: она была светлее бамбука и дешевле шелка. Затем ее принял арабский мир[598]. Европейские христиане пришли к этому намного позже. В Германии бумага появилась всего за несколько десятилетий до станка Гутенберга.

Почему так долго? Из-за влажного климата Европе требовалась немного другая разновидность бумаги, не та, которую делали арабы. Однако настоящим препятствием было отсутствие спроса. Веками европейцам ее заменял пергамент, который выделывали из шкур животных. Это было дорогое удовольствие: на пергаментную Библию уходило 250 овечьих кож[599], но читать и писать умели лишь немногие, поэтому цена едва ли имела значение. Только после того, как выросло торговое сословие с его будничными потребностями, такими как договоры и счета, дешевый арабский материал для письма показался привлекательным. А дешевая бумага сделала выгодным и книгопечатание: расходы на создание типографского набора легко компенсировались большими тиражами. При таких масштабах без бумаги пришлось бы забить миллион овец.

Книгопечатание — лишь одно из первых применений бумаги[600]. Сегодня она украшает стены в виде обоев, плакатов и фотографий. Через нее мы фильтруем чай и кофе. В бумагу упакованы молоко и соки. Из гофрокартона сделаны коробки и даже целые здания. Архитектор по имени Тина Ховсепян создает дома-«кардборигами» — вдохновленные искусством оригами всепогодные картонные строения, которые можно складывать, перевозить и снова собирать на месте гуманитарного бедствия всего за час[601].

Есть оберточная бумага, жиростойкая бумага, наждачная бумага. Есть бумажные салфетки, бумажные чеки и бумажные билеты. В 1870-х годах, в то десятилетие, когда были созданы телефон и лампочка, компания British Perforated Paper произвела особую разновидность мягкой, прочной и хорошо впитывающей бумаги — первую в мире бумагу специально для туалета.

Бумага может казаться замечательным традиционным материалом, но это квинтэссенция массового промышленного продукта. Когда европейские христиане оценили ее, они создали, наверное, первую на континенте тяжелую индустрию. Поначалу бумагу изготавливали из хлопкового «пюре». Для того чтобы расщепить сырье, требовались определенные химические вещества: хорошо работал аммиак из мочи, поэтому бумажные фабрики в Европе веками пахли так, поскольку там измельчали грязную одежду в чане с человеческой мочой. Для получения кашицы необходима колоссальная механическая энергия. В итальянском Фабриано, одном из первых центров производства бумаги, массивные падающие молоты двигались благодаря быстрым горным потокам[602].

Когда из вымоченного хлопка высвобождается целлюлоза и начинает плавать в своего рода густом супе, жижу процеживают и оставляют сохнуть, чтобы образовался прочный гибкий слой[603]. За много лет в этот процесс внедрили множество инноваций — молотилки, отбеливатели, добавки, чтобы ускорить и удешевить производство даже ценой хрупкости, желтизны и недолговечности. Бумага стала недорогим продуктом, идеально подходящим для повседневных записей среднего класса. К 1702 году она настолько подешевела, что из нее стали делать вещь, явно рассчитанную на то, что ее выбросят на следующий день: появилась первая в мире ежедневная газета Daily Courant[604].