Но неведомо было скорбящей родне и друзьям, что, насыпая холм над свежей могилой, совершают они страшную ошибку, обрекая себя или потомков своих на ужас ожидания и страшную, мучительную смерть.

Ибо не сделали главного.

Не вогнали в грудь покойника острый осиновый кол.

Ибо не знали главного.

Не простой смертный человек жил среди них.

Нет.

Тот, кто с рождения принадлежал к проклятому людьми и Богом племени.

Вампир. Упырь. Вуколак.

Разные народы, каждый на свой лад, называют эти существа, но все одинаково испытывают ужас и отвращение при одном только упоминании о них.

Ибо следом идет страшная беда.

Теперь, похоже, пришла она в тихий городок, имя которого звучит как песня — Лесавуч.

Вокруг и вправду шумят непроходимые леса, и стерегут покой зеленые холмы — предгорья грозных Карпат.

Воздух здесь свеж, и чисты водоемы.

Славные, привлекательные места.

Так есть и так было.

Триста лет назад облюбовал окрестности Лесавуча знатный, богатый пан, славный воин и добрый христианин…

Это было все, что обнаружилось в блокноте Гурского.

То ли он отложил работу, потому что автобус прибыл на крохотную станцию назначения.

То ли, напротив, решил дождаться приезда и уж тогда, собрав максимум информации, взглянув на все своими глазами, продолжить, имея за душой свежие впечатления.

Как бы там ни было, прямо с автобусной станции он отправился на «графские развалины» — так здесь называли теперь то, что осталось от некогда роскошной усадьбы.

Только спросил у первого встречного дорогу. И уточнил, правду ли говорят люди про пустую могилу.

Человек, повстречавшийся ему на пути, оказался разговорчивым и, главное, памятливым.

Он не забыл приезжего, его вопросы и свои ответы.

Благо разговор был короткий.

Дорога, что ведет к графским развалинам, брала начало на главной улице города.

А точнее — продолжала ее.

И это было логично.

В те времена, когда развалины были еще богатой усадьбой, крохотное поселение, ставшее много позже городом Лесавучем, существовало, возможно, исключительно благодаря тому, что обслуживало усадьбу.

Байка про пустую могилу в графском склепе гуляла в народе уже дней десять, а разнесли ее по городу приезжие — туристы на велосипедах. Эти не первый год колесят по Карпатам и как-то в прошлые годы даже разбивали лагерь прямо на развалинах. Может, собирались и теперь, но давешнее наводнение натворило и там много бед.

Велосипедисты укатили искать для ночевки другое место.

А весть про размытый склеп и пустую могилу осталась в городе.

Нельзя сказать, чтобы она сильно напугала горожан, напротив — любопытствующие немедленно обшарили развалины, могилу нашли. И успокоились.

Вот и все, что поведал случайный прохожий репортеру Гурскому.

Да еще посоветовал поторопиться — близился вечер. Ночью же на развалинах уж точно делать было нечего. Кромешная тьма окутывала руины. Ни огонька, ни одинокого фонаря. Ночи к тому же на ту пору стояли безлунные.

Приезжий поблагодарил сдержанно и зашагал торопливо.

Больше репортера Гурского никто в Лесавуче не видел.

По крайней мере живым.

Тело его обнаружили подростки, не первый раз, как выяснилось, штурмовавшие размытый склеп в поисках графских сокровищ.

Искали, впрочем, достаточно вяло.

Время от времени.

Когда делать больше было нечего, погода стояла подходящая, а настроение складывалось соответствующее.

Случилось это спустя три дня после того, как Гурский появился в Лесавуче.

Впрочем, по данным следствия, убили его в первый же день.

Способ, которым было совершено убийство, неприятно удивил местных полицейских.

Но не потряс.

В криминальной хронике последних месяцев подобное варварство упоминалось не раз — артерия на шее жертвы была аккуратно надрезана. После чего тело полностью обескровлено.

Совершенно необъяснимым образом.

Впрочем, на памяти черновицких сыщиков было еще и дело «путиловского вампира».

Последнее обстоятельство навевало предположения несколько странные.

А пожалуй что и страшные.

— Черт побери, это просто Рим какой-то! Четвертый, что ли?

Изумление лорда Джулиана — как и все эмоции, если его светлость решал дать им волю, — было бурным.

Едва выйдя из машины, он остановился как вкопанный.

Вид при этом имел довольно обескураженный.

Или уж по меньшей мере изумленный.

Возглас дополнил картину — лорд Джулинан был поражен.

Впрочем, основания имелись.

Широкий проспект, открывшийся его взору, буквально источал державное величие, достойное, по меткому замечанию изумленного лорда, античного размаха и роскоши.

Очень широкий, он был разделен пополам густым тенистым бульваром, по обе стороны которого тянулись прямые, как стрелы, ухоженные магистрали.

Тоже довольно широкие.

Их, в свою очередь, обрамляла вереница помпезных зданий.

Все они были совершенно одинаковыми, тянулись безупречно прямой, без малейшего зазора, шеренгой, похожие на строй солдат, замерших по команде «смирно».

Нехитрый вроде бы архитектурный прием усиливал тем не менее, впечатление монолитной мощи и величия.

Однако проспект с монументальными домами-братьями был всего лишь прелюдией.

Неожиданно он обрывался, упираясь в зеленый холм, не очень высокий, но все же достаточно возвышенный над местностью, чтобы породить ощущение обители богов.

Или существ как минимум богоподобных.

На холме — в строгом соответствии с древними имперскими традициями — высилось огромное сооружение из белого камня с колоннами, могущее быть исключительно дворцом или храмом.

Закатное солнце заливало пространство мягким золотисто-розовым сиянием.

И этот случайный вроде бы, преходящий штрих органично довершал картину.

Пейзаж был совершенно ирреальным.

Только чудо могло переместить его в начало третьего тысячелетия.

Откуда-то из глубины веков.