Я оглянулась: зеркало в железной ар-дековской раме осталось позади, и в нем отражалась моя спина. А инспектора ни в зеркале, ни впереди не было — впереди? То есть на причале! Я шла к яхте, врезавшейся в причал. Ох, как у нее корму-то поцарапало. Но не сломало. Удивительно. Яхта оказалась крепче причала. Или это Орхидея чего-нибудь наколдовала?

Ох!

— Осторожнее! — Передо мной возник инспектор, в которого я, собственно, и влепилась, как наша яхта в причал.

— Ты тоже?

— Что тоже?

— В зазеркалье? — спросила я. — Ты за мной зашел?

— Никуда я не заходил. Это ты пятилась.

— Чего?

— Тебе только показалось, что ты шагнула в зеркало.

— Да? — не поверила я.

— Пока я буду демонстрировать тебе действие магической зеркальной стены, мы на свадьбу твоего жениха опоздаем. А там, — он указал рукой в сторону виллы, — уже, может, шаман начал обряд. Ну, или, — он глянул на часы, — через десять минут начнет. Если мои часы не врут.

Свадьба Миши то волновала меня, то нет. Видимо, это пофигенция еще не совсем выветрилась.

А еще у меня голова начала кружиться от созерцания магического мира. Я вспомнила про мяту. Открыла сумку, достала два листика из пакета, который подарил мне бармен, и зажевала. Серебристая дымка вокруг приобрела мятный оттенок. В горле слегка запершило от шершавых листочков, зато голова стала ясной.

— Нам магия нужна, — сказал инспектор.

— Где ее взять… — пробурчала я, досадуя, что умею слишком крепко спать.

— Ты уверена, что хочешь во что бы то ни стало воспрепятствовать этому браку? — строго спросил он, глядя мне прямо в глаза.

— Чего? — немного растерялась я от его требовательного взгляда.

А он вдруг взял и поцеловал меня. В губы. Поцеловал будто бы даже по-деловому — так мне, по крайней мере, в ошеломлении показалось — и совсем не чувственно. Но в то же время… Не робко, а будто бы привык целовать меня каждый день.

— Ты обалдел? — От растерянности я даже не влепила ему пощечину. И не оттолкнула.

А он спросил:

— Ну? Она вернулась?

— Кто? — Я даже оглянулась. О чем он вообще?

— Магия. Да щелкни ты пальцами.

Я щелкнула. Искра взорвалась на кончиках моих пальцев с таким треском, что я от испуга отскочила назад.

— Вернулась… Но… Почему… — И тут мне вспомнились слова Маргариты о поцелуе, который разморозит магию. Я спросила: — Ты что, в меня влюбился, что ли?

— Знаешь, мне еще наполовину все пофиг, и я могу наговорить много разных глупостей… — быстро сказал он. — По-моему, пора выпить отрезвляющее от пофигенции средство… — Он поставил свой саквояж на доски причала, присел перед ним на корточки, открыл и стал там копаться.

Но почему же его поцелуй вернул магию? В голове моей все перевернулось вверх дном. Бондин в меня влюбился? Этот долговязый рыжий тип, который доставал меня всю дорогу своим занудством, в меня влюблен? Не может быть! Опять, поди, какие-нибудь недоговорки в правилах игры. Типа, магия может вернуться или от любви, или от ненависти. Он же явно меня терпеть не может! Сам говорил, что вынужден тащиться на край света из-за всяких придурков.

— Может, просто должны быть сильные чувства, не важно какие, и тогда подействует… — пробормотала я.

Бондин, похоже, меня не услышал и продолжал рыться в саквояже.

Да какая разница, что ко мне испытывает этот ищейка. Добуду Мишу и больше его и не увижу.

Бондин вытащил из саквояжа маленькую прозрачную бутылочку с прозрачной жидкостью внутри. Поднялся и сказал:

— Надо выпить противоядие. Открывай рот.

— Я же снова волноваться из-за Миши буду…

— Зато будешь ясно соображать.

— Я и так ясно соображаю.

— И адекватно реагировать.

— И реагирую… Как-как реагировать?

— Хотя бы смутишься, когда будешь спрашивать постороннего мужчину, да еще при исполнении служебных обязанностей, втюрился он в тебя или нет.

— Знаешь, втюрился и втюрился — мне все равно.

— А я о чем. Пей.

Я поняла, что легче выпить средство, чем переспорить этого барана, и послушно открыла рот. Бондин капнул из бутылочки мне на язык. Я проглотила. Ох, какое же горькое это противоядие!

Он тоже заглотил средство.

— Только у него есть небольшой побочный эффект.

— А раньше ты не мог сказать? Я бы его не пила!

— Да он пройдет через минуту-другую. И он не такой уж страшный. Это внимание к мелочам, к деталям.

— Кстати, насчет деталей. У тебя прыщик на щеке.

— Слушай, я ведь тоже выпил это средство. И молчу. Хотя и у тебя лицо не идеальное. — Глаза его вдруг в ужасе вытаращились: — Оно у тебя вообще несимметричное!!!

Мы подошли вплотную к зеркалу.

Я посмотрела на свое лицо. А он ведь прав.

— И правда, несимметричное, — сказала я огорченно.

Он тоже посмотрел на мое лицо в зеркале:

— Да нет, ничего. Даже красивое. — Потом встрепенулся: — Ну вот, уже прошло.

— И у меня. — Я могла смотреть на себя без отвращения.

— Отлично, — сказал он. — Теперь ты магией откроешь эту стену. Ты должна произнести, — он заглянул в телефон: — «Свет мой, зеркальце, не ржи!»

— Правда? — я засмеялась.

— И можешь не беспокоиться, это не обычное зеркало, оно не отразит магию на тебя. Так что смеяться ты сможешь.

— Что?

— А, ты еще не знаешь о таком приеме? Когда надо заколдовать саму себя, то можно это сделать с помощью зеркала. Обычного. А не такого, как это, которое на самом деле штора.

— Штора?

— Да. Поэтому, когда скажешь слова, представь, что зеркальное полотно открывается как шторка.

— Ладно.

Надо же, можно заколдовать саму себя. Что-то шевельнулось смутно в моей памяти при этой мысли, но сейчас вспоминать было некогда — Миша мог жениться с минуты на минуту. И вовсе не на мне!

Я встала перед зеркалом, громко сказала фразу и вообразила, что оно открывается. Полотно и правда смялось складками и отодвинулось. Осталась одна железная рамка. И я в нее шагнула. А инспектор ухватился за мою руку и шагнул следом за мной.

— Супер, — сказал он. — Ты умница.

Я выключила око, зеркало исчезло.

— Всего лишь умница? Не гений? — спросила я. Орхидею же он назвал гением! Всего лишь из-за каких-то бутылок шампанского!

Он спрятал очки в карман и ответил: