Я не хотел умирать. Поначалу я достал ручку от стеклянной кружки, чтобы показать Ане, но потом черная тень, будто змея, поползла по полу от Руэна и накрыла меня. Обжала меня всего и руку, в которой я держал стеклянный «нож», и я знал, что он хочет этим сказать: если я этого не сделаю, то сделает он.

Я посмотрел на Руэна: он стоял в углу комнаты рядом с лежащей на полу Аней. Ее тело дрожало, словно она замерзла. Руэн вновь обернулся Рогатой Головой, большой красный рог торчал изо лба, под которым не было лица, его тело покрывали волосы и колючая проволока. Я подумал: «Может, будет лучше, если я просто уйду?» – Тогда Руэну придется пойти за мной, и причинить вред он сможет только мне. Маме, Ане, Майклу, даже Вулфу будет гораздо лучше, если я уйду.

Я заранее написал Ане и Майклу письмо, в котором все это объяснил. Оно в моем шкафчике. Рассказал им, что Руэн показал мне фильм в моей голове о том, как мама спрятала таблетки, затем достала их, потому что ей стало очень грустно, и проглотила. Я рассказал им, что, по словам Руэна, спасти ее я мог лишь одним способом – покончив с собой. И я рассказал им, почему он действительно хотел, чтобы я покончил с собой: мол, я ничтожество. Я червяк, и меня ждет жалкая жизнь, а если я даже стану взрослым, то только для того, чтобы причинять людям боль, как мой папа.

Я вновь подумал о маме, и в голове начал прокручиваться новый фильм: о том, как я нашел маму в кровати, когда она впервые наглоталась таблеток. Случилось это в то утро, когда папа ушел или когда его арестовали за убийство полицейских. Мама знала, что за это его посадят в тюрьму до конца жизни, и потеряла надежду. Когда я нашел ее в кровати, она лежала обмякшая. Я подумал, что она уже умерла. Этого я боялся больше всего, даже больше ее смерти: вновь увидеть, как она убивает себя.

«Сделай это», – прошептал Руэн, его голос в моей голове. Но не обычный его голос. Мягкий, не такой сильный, не такой старый, и выговор с английского изменился на ирландский. Мне понадобилось примерно три с половиной секунды, чтобы понять, почему голос кажется знакомым, а когда я осознал, чей это голос, по спине побежали мурашки. Это был голос моего папы. И посмотрев на красный рог, я вспомнил о полицейском, которого папа убил выстрелом в лоб, о крови, хлынувшей из раны, и меня замутило.

– Алекс!

Я повернулся и увидел Майкла, барабанящего кулаками в дверь, его глаза были большими и испуганными. Он бил руками по стеклу, смотрел то на лежащую на полу Аню, то на меня и, похоже, очень злился.

– Алекс, открой дверь!

Я не мог ни шевелиться, ни говорить. Видел стул, который пододвинул к двери так, что спинка не позволяла повернуться ручке, как бы Майкл ни дергал ее.

И я думал, что это очень даже хорошо.

Голос моего отца вновь зашептал в моей голове: «Она умирает, Алекс. Твоя мать умирает».

– Пожалуйста, спаси жизнь моей маме, – прошептал я Руэну. Я знал: он злится из-за того, что Майкл пытается открыть дверь, а я ничего не делаю, чтобы его остановить. Он изменил образ, теперь стал Призрачным Мальчиком, стоял напротив меня, вытянув руки по швам, его черные и злые глаза сверлили меня, а одежда в точности повторяла мою, словно я смотрелся в зеркало.

Майкл все барабанил по стеклу, кричал, и за его спиной уже толпились люди. Потом кто-то ударил по стеклу молотком, пытаясь разбить его. Появилась трещина, напоминающая букву W.

Я посмотрел на Аню, но на полу лежала не она, а полицейский на асфальте. Правая рука закрывала лицо, левая неестественно выгнулась. Я хотел наклониться и поправить Анину руку, чтобы лежать ей было удобно. Но до того, как успел что-то сделать, раздался жуткий грохот, и я закричал. Стеклянная панель разлетелась, и осколки посыпались на пол.

– Алекс! Что с Аней?

Майкл просунул руку в дыру и сбросил на пол оставшиеся осколки, прежде чем убрать стул из-под ручки. Я видел кровь на его руке, но он не обращал на нее никакого внимания. Потом Руэн обхватил меня своей тенью, и я закричал от боли.

– У тебя есть только один способ спасти ее – покончить с собой, – заявил он. – Ты никто. Ты не заслуживаешь жизни. Тебя никто не любит. Ты так похож на своего отца, Алекс. Ты так похож на своего отца.

И я знал, о чем говорит Руэн.

Я вырос бы только для того, чтобы стать таким же, как мой отец. И это плохо, потому что мой отец был убийцей. Я не хотел никому причинять вред. Но я уже это делал. Я причинил вред себе. Я причинил вред Ане. И я не мог стать иным.

Но Руэн солгал, что меня никто не любит. Недавно тетя Бев сказала, что любит меня. И Ане я тоже нравился.

Тут я вспомнил кое-что еще. Руэн говорил мне, что демона на сто человеческих лет приковывают цепями на дне ямы в миллиарде миль от солнца, если он терпит неудачу. Тогда я подумал, что на дне ямы Руэну будет очень скучно. Теперь решил: и поделом ему.

– Я не никто, – заявил я. – Я Алекс. Александр Великий. И я смогу стать, кем захочу.

Я поднял ручку от стеклянной кружки еще выше, но, вместо того, чтобы поранить ею себя, бросил в толстый черный канат, связывающий меня и Руэна, и Руэн взревел, когда черная тень разлетелась, а каждая вена в моем теле надулась так, словно могла взорваться.

Кто-то схватил меня за руки, и Майкл закричал: «Он уходит»! – а потом я провалился во тьму.

Ни один из тех, кто, подобно мне, вызывает в воображении самых злобных из этих наполовину прирученных демонов, которые населяют человеческую душу, и стремится сразиться с ними, не может ожидать, что выйдет из этой схватки невредимым.

Зигмунд Фрейд

Я очнулась через два дня в реанимации больницы Белфаста. За тридцать лет жизни в этом городе ни разу не попадала сюда, но теперь она показалась мне на удивление знакомой. Компанию мне составляли две женщины. Из вены торчала игла, рядом пикал кардиомонитор. На прикроватном столике стояла ваза с красными розами. Несколько минут я лежала в полузабытьи, гадая, как долго была без сознания. Постепенно боль и покалывания начали давать о себе знать в разных частях тела: в голове, шее, плечах, животе. Я с облегчением осознала, что все-таки жива.

Молодая черноволосая медсестра прошла мимо и улыбнулась, потом посмотрела на меня вновь: поняла, что я очнулась. Проверила показания приборов, прочитала мою карту. Отсоединила капельницу.

– Что ж, с возвращением в страну живых, – весело сказала она. – Как мы себя чувствуем?

Я попыталась сесть, но от резкого движения кардиомонитор запикал чаще и громче. Медсестра подскочила и подложила подушку мне под спину, чтобы я не ударилась, откинувшись назад.

– Где Алекс? – спросила я.

– Кто?

– Майкл, – поправилась я, понимая, что медсестра не в курсе событий. Майкл наверняка знал, что с Алексом. – Майкл Джонс, он привез меня сюда. Он здесь?

Она задумалась, надевая манжету для измерения кровяного давления на мой правый бицепс.