– Дом? Не этот?

– Нет. Или ты возражаешь?

Мои глаза стали большими, как блюдца. «Нет! Наоборот!» – И я принялся расспрашивать ее о доме: есть ли сад, большая кухня, и подъездная дорожка для ее быстрого автомобиля? И тетя Бев заверила меня, что все это имеется. Я чуть не взорвался от счастья.

– Ты хочешь сказать, что я переезжаю в Корк?

Тетя Бев покачала головой.

– Нет, я переезжаю на север. Хочу, чтобы ты жил неподалеку от Ани. Она будет следить за твоим состоянием, наблюдать, как ты идешь на поправку. В новом доме ты сможешь больше времени проводить на открытом воздухе и, вероятно, тебе даже не придется менять школу.

Она развернула карту Северной Ирландии, которая напоминала голову ведьмы, и оказалось, что новый дом тети Бев находиться на ведьмином носу. Я ей об этом сказал, и она рассмеялась.

– Это место называется полуостров Ардс. Ты там не бывал?

Я покачал головой.

– Мы можем туда поехать?

Тетя Бев сложила карту и ответила, что можем, хотя сначала нам придется еще несколько раз заехать в старый мамин дом и убедиться, что мы забрали все мои вещи.

Аня вернулась, пожала тете Бев руку и поцеловала ее в щеку. Затем наклонилась и взяла меня за руки.

– Помнишь, что я говорила тебе, Алекс? – прошептала она. – Ты – Алекс. Нет такого, как ты, и ты отличаешься от любого другого. Собственно, со временем ты сможешь стать, кем захочешь.

Я кивнул, и мое лицо раскраснелось, когда Аня поцеловала меня в щеку, а потом мы на прощание помахали ей руками. Хотя на самом деле это не прощание, сказала она, потому что собиралась снова повидаться со мной через несколько недель.

* * *

Тетя Бев миновада множество крутых поворотов, прежде чем мы въехали в какую-то промышленную зону неподалеку от центра города. Когда она остановила машину, мне стало дурно.

– Мы будем жить здесь?

– Нет, Алекс. – Тетя Бев указала на большой синий щит на сетчатом заборе.

– Зачем мы сюда приехали?

– Чтобы кое-кого забрать, – с улыбкой ответила тетя Бев. И тут я сложил два и два.

– Неужели? – Я просто не мог в это поверить.

Ее улыбка стала шире.

– Готова спорить, он по тебе соскучился.

Я выпрыгнул из машины и вбежал в ворота. В клетках царила тишина, и тетя Бев сказала, что пойдет к администратору и узнает, где Вуф. В том, что он здесь, она не сомневалась. Но я испугался. А вдруг кто-нибудь его уже забрал?

И тут я его услышал. Вуф залаял, громко и пронзительно. Его вела на поводке женщина в толстом шерстяном жакете, черных резиновых сапогах и с кольцом в носу. Едва увидев меня, он потащил женщину за собой, его передние лапы молотили воздух, чтобы сократить расстояние. Я бросился к нему, и Вуф прыгнул на меня, принялся облизывать лицо, пронзительно лая.

Женщина раздраженно смотрела на меня.

– Он по мне соскучился, – объяснил я и позволял псу лизать мне лицо, пока он не начал кусать меня за нос. Тогда просто обнял и держал на руках.

– Привет, мальчик, – произнес я, и Вуф заскулил, сунув голову мне под руку. Шерсть его стала не такой белой, и мне показалось, что ребра проступают сильнее, но он оставался тем же Вуфом.

Подошла тетя Бев, заполнила какие-то бланки, и скоро пес уже сидел у меня на коленях в машине тети Бев, и мы направлялись к нашему новому дому.

На это ушло какое-то время, и когда мы подъехали к дому, Вуф уже похрапывал у меня на коленях, уткнувшись головой в живот. Опускающееся солнце окрасило небо золотом, город сменили зеленые поля и синий океан, а когда машина замедлила ход, я понял, что мы почти на месте, но еще не мог в это поверить. Мы ехали по длинной подъездной дорожке из белых камушков, которые хрустели под колесами, к дому, который я представлял очень, очень давно. Это был тот самый дом, словно человек, построивший его, прочитал мои мысли: огромный, белый, с большой красной дверью и двумя деревьями в синих кадках по обе ее стороны. Я насчитал восемь окон с занавесками, а около печной трубы крутился флюгер. Даже снаружи я определил, что кухня там большая. Разница между домом в моей голове и этим заключалась лишь в одном: здесь росла старая, высокая ива, и ее ветви напоминали серебристые ручейки.

– Сколько в доме спален? – обратился я к тете Бев.

– Четыре – Ответила она, и я заплакал.

Тетя Бев встревожилась и спросила, не болит ли у меня чего, так что я вытер нос рукавом и ответил – «нет», просто я очень счастлив. Она остановила машину на белой подъездной дорожке, и как только я открыл дверцу, Вуф выпрыгнул и принялся обнюхивать лужи, оставшиеся после дождя, а потом побежал к парадной двери.

Тетя Бев вышла из автомобиля и потянулась.

– И что ты думаешь, Алекс?

Я посмотрел на дом. У подоконников нижнего этажа висели ящики для цветов, а сами цветы напоминали яркие носовые платки.

– Это все наш участок? – спросил я, потому что палисадник шириной превосходил дом и переходил в лужайки по обе его стороны, а отойдя вправо, я увидел большой длинный двор за домом.

Тетя Бев объяснила, что площадь участка четверть акра, и места хватит и для качелей, и для клубничной грядки.

– Привет! – раздался чей-то голос, когда я смотрел на лужайку.

Я обернулся и увидел мальчика у белой подъездной дорожки. С торчащими во все стороны ярко-рыжими волосами, чуть выше меня, с брекетами на зубах, а в руках он держал модель самолета, от одного вида которой у меня захватило дух.

– Ты тут живешь? – спросил мальчик.

Я кивнул.

– А ты живешь поблизости?

Он повернул голову и указал на соседний дом на холме.

– Я живу там с мамой.

– Клевый самолет, – заметил я.

– Я Патрик, – произнес мальчик.

– Алекс.

Он поднял модель самолета.

– Это истребитель. Его построил мой папа. Он иногда берет меня на рыбалку. Скука смертная.

– Давай я переоденусь, а потом пойдем к тебе?

– Давай!

Я подумал о рыбах, об акулах, задался вопросом, а сможет ли акула проглотить меня целиком. Потом заметил, что Патрик смотрит на меня.

– Хочешь покажу другие самолеты? Дома у меня их много.

Патрик помахал мне рукой, предлагая следовать за ним. Я замялся, потому что мне вдруг стало очень скучно без анекдотов Руэна, особенно того, что про сандвичи. Мне недоставало его, ведь он подсказывал, как отвечать людям, если они говорили с сарказмом. Мне недоставало его, прогуливающегося по нашему дому и рассказывающего мне о прозрениях Лукреция, и о мертвых языках, и о каком-то Нероне.