Лота разбудил шорох у входа в пещеру. Огонь догорел, угли подернулись пеплом, но их света еще хватало, чтобы показать Лоту чудовищного гостя.

Белый, как кость, плюмаж и розовые чешуйчатые лапы. Три когтя на каждой. Мясистый гребень над клювом. Лот впервые видел такое жуткое, неестественное существо. Он воззвал к рыцарю Доблести, но нашел в себе только бездну ужаса.

Кокатрис.

В глубине его глотки заклекотало, затряслись сережки под клювом. Глаза казались кровавыми мозолями на голове. Затаившись в тени, Лот разглядел его разорванное, окровавленное крыло и грязь на оперении. Узкий язык со скрежетом облизал раненое место.

Обмякшими от страха пальцами Лот укрепил на груди пряжки дорожного мешка и нашарил посох. Пока кокатрис вылизывал раны, Лот выполз из укрытия и, держась у самой стены, прокрался к устью пещеры.

Кокатрис вскинул голову, оглушительно каркнул и привстал на лапах. Метнувшись вперед, Лот перепрыгнул через его хвост и побежал, как никогда еще не бегал, вниз по скользкому ледяному склону. Слепой от спешки, он не удержался на ногах и покатился, вцепившись в мешок, как в руку Святого.

Когти впились ему в плечи. Лот закричал, чувствуя, как, опрокинувшись, уходит из-под него земля. Меч выпал из руки, но посох он еще сжимал кончиками пальцев.

Хлопая крыльями, кокатрис уходил вверх, за расщелину. Тело его кренилось на сторону поврежденного крыла. Лот бился и лягался, пока сквозь туман паники не сообразил, что только кокатрис удерживает его от смертельного падения. Тогда он заставил себя обмякнуть в цепких лапах, и зверь испустил торжествующий визг.

Твердая земля встала им навстречу. Едва когти ослабили хватку, Лот вырвался и перекатился. От удара у него звенели все кости.

Змей унес его на невысокую вершину. Задыхающийся Лот оттолкнулся от земли и взялся за посох. Он не раз выезжал с Сабран на конную охоту, а вот быть дичью ему прежде не доводилось.

Чешуйчатый белый хвост ударил его под дых. Отшатнувшись, Лот ушиб голову о выступ скалы, в животе от удара все перевернулось, но посоха он не выпустил.

Если уж все равно умирать, он прихватит с собой это чудовище.

Преодолевая тошноту, он занес посох. Кокатрис топнул лапой, встопорщил растрепанные перья и обрушился на него. Лот метнул посох, как дротик. Уклоняясь, кокатрис припал к земле, и последнее оружие кануло в трещину.

Второй удар хвостом отбросил Лота на край пропасти. Кокатрис налетел на него, влажно щелкая клювом. Цокали когти. Лот сжался в комок и до боли в деснах стиснул зубы. Теплая влага промочила ему штаны.

Большая лапа наступила на спину. Клюв разорвал плащ. Лот, захлебнувшись рыданием, искал в себе крупицы света. Первым пришло воспоминание о дне, когда родилась Маргрет: какая она была милая, большеглазая, с крошечными ручонками. И еще танцы с Эдой на пирах дружества. И охота с Сабран от темна до темна. И Кит, читающий ему свои стихи в королевской библиотеке.

Раздался новый звук, и прижимавшая его к земле лапа исчезла. Лот приоткрыл глаза. Кокатрис шатался, как пьяный гигант. На него напала другая тварь, не пернатая и не чешуйчатая, а мохнатая. Драконье отродье каркало, визжало и било хвостом, но все втуне – новый враг порвал ему глотку.

Кокатрис свалился залитой кровью тушей. Победитель, зарычав, столкнул труп в ущелье.

Теперь, когда он стоял смирно, Лот рассмотрел своего спасителя. Телом похожий на мангуста, с загнутым хвостом, в темно-бурой шкуре, светлевшей к лапам и морде, – он был огромен, ростом с белого медведя. Усы у него потемнели от крови.

Ихневмон. Исконный враг змеиного племени. Эти звери были героями многих инисских легенд, но Лот и думать не думал, что они еще существуют на свете.

Святой встретил такое создание по пути из Лазии в Инис. Ихневмон понес на спине Деву, когда у той не стало сил идти дальше.

Ихневмон облизнул кровь с зубов. А потом взглянул на Лота и снова оскалил их.

Глаза у него были круглые, янтарные, как у волка, в ободках черной кожи. На конце хвоста белели полоски. На морду налипли обрывки перьев. Зверь невероятно легко для своего роста подступил к Лоту и обнюхал его плащ.

Лот опасливо протянул руку. Ткнувшись носом в перчатку, ихневмон заворчал. Должно быть, учуял чуму, запах вековой вражды. Лот замер, почувствовав горячее влажное дыхание на своей щеке. Наконец ихневмон подогнул передние лапы и взлаял.

– Что, друг? – спросил Лот. – Чего ты от меня хочешь?

Он мог бы поклясться, что его спаситель вздохнул. И ткнулся мордой под мышку.

– Нет. Я зачумлен, – слабо, устало проговорил Лот. – Не приближайся ко мне.

Ему вспомнилось, что никто не рассказывал о заразившихся драконьей чумой животных. От меха зверя шло тепло – мягкое живое тепло, а не опаляющее дыхание змея.

Воспрянув к жизни, Лот вскинул мешок на плечи, ухватился за густой мех и взобрался на спину ихневмону.

– Мне бы нужно в Рауку, – сказал он. – Если ты знаешь дорогу…

Ихневмон снова взлаял и понесся вниз по склону. Он летел прыжками, быстро, как ветер, а Лот у него на спине бормотал благодарственную молитву Святому и Деве. Он больше не сомневался, что это они наставили его на путь, и готов был идти по нему до самого горького конца.

К рассвету ихневмон остановился на большом утесе. Лот чуял запах пропеченной солнцем земли и аромат цветов. Под ними лежали пыльные предгорья Веретенного хребта, а дальше, на сколько видел глаз, расстилалась пустыня – золотая под солнцем пыль. Ее можно было принять за знойное марево, но Лот знал, что она настоящая.

Вопреки всякой надежде он увидел пустыню Беспокойных Грез.

В ранней осени была горькая сладость. Эда ожидала от Кассара ответа: позволила ли ей настоятельница задержаться в Инисе, – но известий от него не было.

По мере того как подступившие холода заставляли сменить летние одежды на меховые, красные и коричневые плащи, двор влюблялся в принца-консорта. Поражая всех и каждого, Обрехт с Сабран завели обыкновение любоваться маскарадами и представлениями в зале приемов. Такие забавы случались и раньше, но королева несколько лет не участвовала в них, сделав исключение только для праздника в честь помолвки. Теперь она созвала шутов и смеялась над их выходками. Она просила фрейлин танцевать для нее. Случалось, она брала супруга за руку, и они улыбались друг другу, словно были одни в целом мире.

Эда наблюдала все это вблизи. Она теперь редко покидала королеву.

Вскоре после женитьбы Сабран увидела кровь у себя на простыне. Это вызвало припадок ярости, от которого Розлайн ломала руки, а остальной двор попрятался по углам. Даже князь Обрехт в тот день сбежал на охоту в Честенский лес.

По мнению Эды, этого следовало ожидать. Сабран – королева, от роду приученная, что весь мир немедля исполняет любые ее пожелания, – все же не в силах была приказать собственному телу понести плод.