– Ваше королевское высочество, – заговорила Эда, – простите мое невежество, но кто правит Ментендоном в ваше отсутствие?

– Княжна Льети – наместница, пока я в Инисе. Я, конечно, надеюсь, что мы с Сабран со временем устроим так, чтобы я мог проводить дома больше времени. Тогда я смогу быть и консортом, и правителем. – Обрехт протянул стебелек между пальцами. – Моя сестра – стихийная сила, и все же я за нее опасаюсь. Ментендон – хрупкое государство, и наш княжеский дом еще молод.

Пока он говорил, Эда вглядывалась в его лицо. Обрехт смотрел на кольцо с узлом любви.

– Это королевство не менее хрупко, князь, – сказала она.

– Да, я начинаю это понимать.

Нарезав лаванды, он передал растения ей. Эда, встав, отряхнула юбки, но Льевелин, казалось, не спешил уходить.

– Как я понял, ты родилась в Эрсире? – спросил он.

– Да, ваше высочество. Я в дальнем родстве с Кассаром ак-Испадом, посланником при дворе Джантара и его супруги Саимы, и росла под его опекой.

Эту ложь она повторяла восемь лет. Теперь она давалась легко.

– А-а, – протянул Обрехт. – Стало быть, в Румелабаре.

– Да.

Князь снова надел перчатки. Взглянув через его плечо, Эда заметила ожидающую у входа в сад охрану.

– Госпожа Дариан, – негромко сказал князь, – я рад, что столкнулся с тобой нынче утром, потому что мне нужен совет по личному делу, если ты в нем не откажешь.

– В каком качестве, принц?

– Как дама опочивальни. – Он откашлялся. – Я хотел бы вывести ее величество на улицы, раздать народу Аскалона милостыню, а к лету пойти и дальше того. Как я понял, она никогда не объезжала свои владения. Прежде чем заговаривать об этом с ней… я подумал, не известна ли тебе причина?

Князь ищет ее совета. Какие перемены!

– Ее величество не выходит к своему народу со времени коронации, – объяснила Эда. – Из-за… королевы Розариан.

Льевелин нахмурился.

– Я знаю о жестоком убийстве королевы-матери, – сказал он, – но ведь это случилось в ее дворце, а не на улицах.

Эда вгляделась в его честное лицо. Что-то в нем располагало к искренности.

– В Аскалоне есть неразумные, опьяненные тем же злом, что осквернило Искалин: они жаждут возвращения Безымянного, – сказала она. – Ради этого они не откажутся покончить с родом Беретнет. Иным из таких удавалось проникнуть в Аскалонский дворец. Убийцы…

Льевелин помолчал.

– Об этом я не знал. – Его тревога заставила Эду задуматься, много ли рассказывала ему Сабран. – Им близко удалось к ней подобраться?

– Близко. Последний приходил летом, но я не сомневаюсь, что их хозяин не оставил замыслов против ее величества.

У князя окаменели челюсти.

– Понятно, – пробормотал он. – Я, конечно, не хочу подвергать ее величество опасности. А все же… для народов Добродетели она – светоч надежды. Теперь, после возвращения западников, людям необходимо напомнить, что она их любит, верна им. Тем более если придется поднимать налоги ради новых кораблей и оружия.

Он говорил серьезно.

– Князь, – ответила Эда, – умоляю, прежде чем высказывать ее величеству эту мысль, дождитесь дочери. С принцессой к простым людям придет и утешение, и уверенность.

– Увы, ребенка не вызовешь к жизни одной силой желания. Наследницы, может быть, придется ждать долго, госпожа Дариан. – Льевелин фыркнул носом. – Мне, как ее супругу, полагалось бы знать ее лучше всех, но ведь в моей нареченной кровь Святого? Кому из смертных под силу ее познать?

– Вам, – сказала Эда. – Я не видела, чтобы она смотрела на кого-нибудь так, как смотрит на вас.

– Даже на Артелота Истока?

Она похолодела при этом имени:

– Князь?

– До меня дошли слухи. Шепчутся о любовной связи, – не слишком уверенно объяснил Льевелин. – Я просил руки королевы Сабран вопреки этим слухам, но иногда задумываюсь…

Он закашлялся, и вид у него был смущенный и растерянный.

– Артелот очень дорог ее величеству, – признала Эда. – Они друзья детства и любят друг друга как брат и сестра. Вот и все. – Она не отводила взгляда. – Каким бы слухам вы ни поверили.

Его лицо снова смягчилось улыбкой.

– Глупо было обращать внимание на сплетни. Обо мне, конечно, тоже болтают, – признал он. – Сейтон Комб сказал, что благородный Артелот теперь в Искалине. Он, видно, очень отважен, если так смело шагнул навстречу опасности.

– Да, ваше высочество, – тихо ответила Эда, – он такой.

Новую минуту молчания пронизала птичья песенка.

– Спасибо тебе, госпожа Дариан. Твой совет – щедрый дар. – Льевелин коснулся броши со знаком своего покровителя – такой же, как у нее. – Я понимаю, почему ее величество так тебя ценит.

Эда ответила реверансом:

– Вы слишком добры, ваше королевское высочество. Как и ее величество.

Он, любезно поклонившись, отошел.

Да. Обрехт Льевелин – не мышь-соня. Он честолюбив, хочет перемен и, как видно, разделяет любовь ментцев к риску. Эда молилась, чтобы князь прислушался к ее совету. Для Сабран безумие показываться на улицах, когда ее жизнь под угрозой.

Когда Эда вернулась в королевские покои, королева собиралась на охоту. Эде, у которой своей быстрой лошади не было, выделили племенного жеребца с королевских конюшен.

Трюд утт Зидюр, занявшая место камеристки, тоже была среди охотников. Столкнувшись с ней, Эда подняла брови. Девушка равнодушно отвернулась и взобралась в седло гнедого коня.

Должно быть, она разуверилась в своем любовнике. Если бы получила от Сульярда письмо, не ходила бы с такой кислой миной.

Сабран не любила псовой охоты. Ей нравилось убивать чисто или не убивать совсем. Когда охотники въехали в Честенский лес, Эда вдруг разгорелась азартом. Ей был приятен ветер в волосах. Пальцы рвались к тетиве лука.

Ей приходилось сдерживать себя. Слишком много удачных попаданий вызвало бы вопросы: где она выучилась так метко стрелять. Эда поначалу приотстала, наблюдая за другими.

Розлайн, уверявшая, что обожает соколиную охоту, оказалась никудышной лучницей. Через час она заскучала. Трюд утт Зидюр подстрелила тетерева. Среди придворных дам лучшим стрелком была Маргрет – как и Лот, заядлая охотница, – но никто не мог превзойти королеву. Та скакала через лес так, что не всякий мог за ней угнаться. И к полудню настреляла порядочно кроликов.

Эда, высмотрев за деревьями оленя, едва не проехала мимо. Благоразумнее было бы уступить трофей королеве, но, может быть, один меткий выстрел не вызовет подозрений?

Стрела полетела. Олень рухнул наземь. Первой к нему подскакала Маргрет на своем мерине.