Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чутье говорило мне, что у меня перед глазами была куча доказательств — просто я предпочла их не замечать: тайная встреча, объятие, враждебность Марэна, то, что Флинн разрывался, не зная, кому хранить верность. Даже прозвище — Рыжий — перекликалось с прозвищем Бримана — Лис. У них было одно имя, на островной манер.
Но Дамьен всего лишь мальчишка; да еще охваченный муками первой любви. Не самый надежный источник информации. Нет, надо разузнать побольше, прежде чем мысленно вынести Флинну приговор. И я знала, куда мне идти.
В вестибюле «Иммортелей» никого не было, кроме Жоэля Лакруа — он сидел, положив ноги в ковбойских сапогах на конторку, и курил «житан». Увидев меня, он, кажется, растерялся.
— Э, Мадо. — Он криво ухмыльнулся и погасил окурок в пепельнице. — Тебе комната нужна?
— Я слыхала, мой друг здесь, — сказала я.
— Англичанин? Да, он тут. — Он опять картинно закурил, выпустив дым длинной ленивой струей, как в кино. — Доктор сказал, его нельзя трогать. Хочешь его повидать, э?
Я кивнула.
— Ну так вот, нельзя. Мсье Бриман не велел никого пускать — это и к тебе относится, ma belle.[26]— Он подмигнул мне и пододвинулся поближе. — Доктор прибыл экстренным рейсом, может, час назад. Сказал, это какая-то португальская медуза. Очень ядовитая.
Значит, Аристид со своим зловещим прогнозом оказался не прав. Меня охватило невольное облегчение.
— Значит, это не кубомедуза?
Жоэль мотнул головой, мне показалось — с сожалением.
— Не. Но все равно ядовитая.
— Насколько ядовитая?
— Пфе. Что эти доктора вообще знают, э? — Он затянулся «житаном». — И то, что он столько времени пролежал без сознания на солнце, тоже не сильно хорошо. Солнечный удар — это такая пакость, если не остережешься. Да что взять с материкового.
Жоэль явно имел в виду, что лично он, Жоэль, чрезвычайно крут и уж ему-то подобные мелочи нипочем.
— А что медуза?
— Этот дурак несчастный взял да вытащил ее из воды, представляешь, э? — Жоэль изумленно покачал головой. — Ты можешь в это поверить? Доктор сказал, яд будет действовать сутки.
Он ухмыльнулся.
— Значит, если завтра твой дружок будет все еще с нами, э… — Он опять подмигнул и придвинулся еще ближе.
Я увернулась.
— Тогда мне надо повидать Марэна Бримана. Он тут?
— Э, что такое? — Жоэль явно обиделся. — Я тебе не нравлюсь?
— Нравишься, только издали. Все равно как чужие рыбные угодья. Территориальные воды. Не нарушай моих границ, пожалуйста.
Жоэль хрюкнул.
— Святую Марину из себя строит, — пробормотал он. — Марэн ушел час назад. С твоей сестрой.
— Куда?
— Без понятия.
В конце концов я отыскала Адриенну и Марэна в «Черной кошке». К вечеру в кафе уже было шумно и накурено. Сестра сидела у стойки бара; Марэн играл в карты у стола с кучей уссинцев. При виде меня он заметно удивился.
— Мадо! Ты тут не часто бываешь. Что-то случилось? — Он прищурился. — С Жаном Большим что-то не так?
— Нет, с Флинном.
— Да? — Он явно растерялся. — Надеюсь, он не умер?
— Конечно нет.
Марэн пожал плечами.
— Что ж, мечтать не вредно.
— Хватит играть в прятки, Марэн, — сердито сказала я. — Я все знаю насчет него и твоего дяди. И ваших общих делишек.
— О. — Он ухмыльнулся. Заметно было, что он не так уж недоволен. — Ясно. Давай поговорим в более укромном месте. Незачем посторонним слушать про наши семейные дела, а?
Он бросил карты на стол и встал.
— Все равно я проигрывал, — сказал он. — Мне не так везет в карты, как твоему дружку.
Мы вышли наружу, на эспланаду, где было прохладней и не так много народу. Адриенна пошла за нами. Я села на стену волнолома и посмотрела на них — сердце колотилось, но голос был спокоен.
— Расскажите мне про Флинна, — сказала я. — Нет, лучше расскажите про Жан-Клода.
— Понимаешь, это место должен был занять я. — Марэн, несмотря на улыбку, глядел кисло. — Я был единственный родственник у старика. Я был ему ближе, чем сын. По крайней мере ближе, чем когда-либо был его собственный сын. Все должно было достаться мне. «Иммортели». Предприятия. Всё.
Много лет Бриман позволял ему верить, что так оно и будет. Займы, небольшие подарки. Бриман держал связь с Марэном точно так же, как и со мной: не сжигал мостов; пытался предусмотреть любой поворот событий. Он старался не упоминать о бросившей его жене, о потеряном сыне. Он дал Марэну понять, что порвал отношения с обоими, что они уехали в Англию, что мальчик даже французского не знает, что он не большей степени Бриман, чем любой уроженец этого большого острова — страны ростбифа и шляп-котелков.
Но он, конечно, соврал. Бриман Лис никогда не терял надежды. Он держал связь с матерью Жан-Клода, посылал деньги на учебу, много лет вел двойную игру, тянул время и ждал. Он всегда собирался, когда придет время, передать свой бизнес Жан-Клоду. Но сыну, кажется, это было совсем не нужно — он охотно брал посылаемые Бриманом деньги, но предложение вступить в дело вызвало гораздо меньший энтузиазм. Бриман терпеливо ждал, пока мальчик перебесится, стараясь не думать о том, что время уходит. Жан-Клоду было уже за тридцать, но его планы — если у него вообще были какие-то планы — так и не определились. Бриман начал думать, что сын никогда не вернется.
— Это решило бы дело, — самодовольно сказал Марэн. — Клод, может, и сумасшедший отец, но он никогда не оставил бы деньги тому, кто их не заработал. Он дал понять Жан-Клоду, что, если тот хочет увидеть хоть грош из наследства, ему надо сначала приехать сюда.
Бриман, конечно, не делился своими заботами с Марэном и Адриенной. Все время, пока ситуация оставалась неясной, Бриману как никогда нужны были хорошие отношения с Марэном. Марэн был для него страховкой, запасной струной на случай, если Жан-Клод так и не появится. К тому же Марэн был ценным контактом — ведь он женат на дочери Жана Большого.
— Он хотел упрочить свои связи с Ле Саланом. Особенно ему хотелось купить дом Жана Большого и прилегающую землю. Но Жан Большой отказался продавать. Меж ними была какая-то ссора — я так и не узнал, из-за чего. А может, он просто заупрямился.
В общем, пока Марэн и Адриенна стояли в очереди на получение наследства, Бриману оставалось только выжидать. Он был более чем щедр к молодой паре, дал им хорошие деньги, чтобы они могли начать свое дело.
Я видела, что, пока Марэн говорил, Адриенна все больше раздражалась.