Вздох и становится легче. Мне надо выдержать его напор, устоять. И доказать, что я достоин благословения девятки. Это проверка.

— Ты не сможешь понять, даже если тебе нарисовать все в картинках, как младенцу! Ты путаешься под ногами, как бешеная крыса. Мечешься, силишься цапнуть. Ничтожество!

— Да о чем вообще речь? — не выдерживаю я потока оскорблений.

Что сравнение с богами будет не в мою пользу, я не сомневаюсь. Но обязательно поливать помоями? Да что с этим миром не так?

— Сначала я заберу у тебя то, чего ты не заслужил, червь.

Очередной вопрос задать мне не дают. Меня поднимает в воздух и сжимает намертво. Не шелохнуться, не вздохнуть. Но не это меня пугает. Фигура выходит из теней и приближается.

Я вижу только красный глаза и руку, врезающуюся прямо мне в грудь. Призрачная, она приносит боль, как реальная. Огромная лапа с когтями хватает источник хаоса и вырывает его из меня.

Это же… Невозможно! Боги не могут забирать силу, разве не так? Ужас окатывает меня ледяной волной с головы до пят. Прогуливается, вымораживая все внутри. Это ни хрена не проверка.

— А теперь, — его рука снова проникает внутрь и сжимается на сердце. — Я заберу у тебя жизнь. И лишу голоса на суде богов. Больше ты не помешаешь моим планам.

Когти бога впиваются в пульсирующее от страха сердце и боль выбивает из меня вопль. Я ору и хрипну, сердце останавливается. Молю, взываю, но тщетно. Моя сила ударяется о какую-то преграду, не выходит за стены храма.

Перед глазами темнеет и остаются только красные глаза. Но и они расплываются, тают во мраке. Последний маяк в жизни — глаза того, кто меня убил. Становится невероятно жарко, кровь словно закипает, нарастает гул в ушах и меня кидает в абсолютную тьму, где нет ничего.

Меня болтает в непроглядной тьме хрен знает сколько времени. Нет ни верха, ни низа, ни звуков, ни запахов. Какое-то бескрайнее ничто, находящееся нигде. Вот она, настоящая жопа мира. Миров, если быть точнее.

Время тянется и тянется, это я знаю. Только это я и понимаю, но проходит какой-то миг. Потому что обдумать, что произошло, не успеваю. Этот междумирный парадокс вылетает из головы, как только я начинаю чувствовать.

Боль. Я превращаюсь в долбанную арфу боли, на которой играет какой-то недоучка. Дергает струны, выдавливая из инструмента жуткие звуки. Рвет их и продолжает.

К недоделанному музыканту присоединяется картавый хор. Ну, мне он кажется сборищем картавых, шепелявых и вообще альтернативно одаренные речью. Кто-то точно орет. Надрывно, но не понятно.

Лять, если я умер, а я умер, какого хрена так больно? А еще какая-то тварь меня трясет. Или я сам…

Звуки становятся различимыми и мне это сразу не нравится. Под сигнальный вой артефактов кричат люди.

— Именем императора, сейчас же снимите покров!

— Сууууука! Убью, если приблизишься!

— Мы их обоих потеряем, хватит!

— Отступаем! Быстрее! Я продержусь недолго!

— Остановитесь! Сейчас же!

— Аааа, воздух! Воздух! Что это за тварь?

Меня куда-то тащат под визги, крики и верещание. Потоки силы нескольких десятков человек сверкают, пробиваясь сквозь глаза, которые я не могу открыть. Боги, да прекратите вы этот хаос! Дайте сдохнуть спокойно…

Нет, в жопе миров было лучше. Меня не трясло и не долбило миллиардом дятлов. Холодные руки на моем лбу чуть успокаивают. Достаточно, чтобы снова погрузиться в темноту.

***

Очнуться, когда ничего не болит… Мечта, которой не суждено осуществиться. В сознания меня приводит выстрел боли в виске. Раскаленная кочерга в моем ухе прокручивается, намекая, что хватит пребывать в забвении.

— Вот тварь…

Выражение этого душевного мнения стоит мне разорванной кожи на высохших губах и рези в глотке. Кто меня песком накормил, что за сволочи?

— Игорь, — слышится слабый голос где-то сбоку.

Разодрать веки чуть легче. В глаза та же скотина тоже насыпала песка, но открыть их получается не так болезненно.

Высоченные потолки, белоснежные стены и солнечные зайчики. Госпиталь. Знакомое место, хотя я этому узнаванию и не рад. И как же я выжил? Поворот головы на голос сразу дает мне ответ.

На соседней койке лежит Олег. И похож он на лежалый труп. Бледно-синяя кожа, кажущаяся тонкой и сухой. Впавшие глаза, окаймленные темными пятнами. И совершенно седая голова.

— Что ты наделал… — из меня вырывается стон.

— У меня получилось, — шелестит он, едва шевеля губами. — Я вытащил тебя. Я смог.

Парень пытается подняться, но бессильно падает обратно и с минуту шумно дышит. У меня одни ругательства в голове, и я их еле сдерживаю. За спасение жизни я благодарен, но какой ценой?

И как он справился с хаосом? Торопливо взываю к силам и охреневаю. Хаоса нет. Мне не почудилось, все это не было страшным сном или иллюзией. У меня забрали сумеречную силу.

Мысли начинают скакать со скоростью, недоступной моему телу. Головная боль усиливается, держаться за сознание приходится, крепко зажмурившись и стиснув зубы. Топот шагов, теплая рука на моей щеке и боль отпускает.

Открываю глаза и вижу Зоряну. Верховная жрица целителей прекрасна, как всегда.

— Княжич, — ласково, но с легкой укоризной, произносит она. — Тебе нужен отдых. Лучше вообще не шевелиться и не говорить.

— Да я в порядке, — улыбаюсь я, чувствую что криво, часть рта я просто не ощущаю.

— Все вы так говорите, — Зоряна качает головой и пышная грудь колыхается в такт. — У меня вообще уже такое чувство, что это госпиталь Белаторских.

На всякий случай извиняюсь. И вижу, что Олег уже сопит, отрубившись.

— Что с ним?

— Ему пришлось заплатить дорогую цену за твое спасение, — жрица мрачнеет. — Слава богам, что он вообще выжил. У него невероятный потенциал. И если мы сможем спасти мальчика, то его сила будет огромна.

— Если?

— Боюсь, без ритуала истинного исцеления Хека, он вскоре угаснет, — глаза женщины блестят от слез и она спешно отворачивается.

— Что для этого нужно? Разрешение императора?

— Богов, Игорь. Только боги могут позволить владеть подобной силой. И в их руках судьба нашего Олежи.

От волнения Зоряна забывается, но я не обращаю на это внимания. Конечно, он для нее Олежа. Она верховная их родового храма, и знает парня, возможно, с самого рождения.

Позволение богов, значит? Один точно будет возражать. Хтонь, меня пытался убить бог! Убил, точнее. И если бы не этот воскреситель, мною лакомилось бы чудовище Амт, отправляя в безвозвратное ничто.