— Ради денег?..

— Так вышло, что я знаю, кто та девица. Она не только хороша собой, но и очень богата. Хорошеньких-то и у вас в береговой страже довольно. Мне помощник сказывал — подружка ваша, девица Тихонова, просто красавица. И по годам, сдается, господину Румянцеву подходит.

— Да, Малаша очень хороша, да она другого любит. А та?..

— Та девица? Просто богатая невеста, без особых дарований. Единственная дочка у матери. У них дом в Итальянской, свой выезд, дворовые люди. Ей действительно шестнадцать лет, звать Марфой. Но дело не в ней. Когда встречаются два юных и глуповатых существа — естественно, им хочется целоваться… Скорей всего, эту девицу за вашего красавца не отдадут. Побегает за ней, побегает — и перестанет. Может, даже приползет к вам, как побитый пес, чтобы приласкали и утешили. А потом воспрянет духом — и ударится в новые проказы.

Федька ничего не ответила. Она, конечно, лучше знала Саньку, чем Шапошников. Главным его грехом пока что была молодость — оттого и оказался в постели у Анюты, оттого и тосковал по Глафире, а потом вдруг влюбился в Марфиньку. Однако Федька полагала, что он способен на привязанность, а что еще нужно в супружестве?

— Ему двадцать лет, и он еще лет пять будет порхать мотыльком, — преспокойно продолжал Шапошников. — И при этом принимать ваши заботы как должное. А потом он вдруг поумнеет и найдет себе супругу с неплохим, по его возможностям, приданым. Скажем, с домишкой в Коломне, с хозяйством, с огородом и коровой, может, с полудюжиной людишек. Вам через пять лет будет уже многовато… а сколько?

— Не ваша печаль.

И опять крепкая ладонь похлопала Федьку по плечу — с каким-то комическим пониманием. Но Федька уже передумала целоваться с живописцем. Она отвернулась.

Шапошников говорил правду — да только от такой правды хотелось выйти на Фонтанку и прыгнуть в прорубь. «Любовь твоего красавчика продается и покупается», — вот что сказал Шапошников. Вряд ли Санька погнался за приданым Марфиньки — но ведь прекрасно о нем знал и помнил! Продается и покупается…

— Что вы задумали? — вдруг спросил Шапошников.

— Задумала разжиться приданым.

— Ого! А как?

— Не знаю. Но деньги у меня будут.

— Воровать, что ли, пойдете?

— Не знаю. Может быть.

Федька не понимала, что с ней происходит, однако хорошей такую перемену и лучший друг не назвал бы. Она ощущала себя деревцем, которое еще сутки назад было покрыто цветами, и вдруг налетел вихрь, унес лепестки, остались голые ветки и ствол. Но этот вихрь покрыл кору деревца льдом, а лед — отполировал так, что каждая ветвь обратилась в двуострое тонкое лезвие. И это случилось сейчас, только что.

Федька высвободилась из неласкового объятия Шапошникова и встала.

— Куда вы? — спросил он.

— Не знаю. Переночую у вас. Дмитрий Иванович, вы человек светский — может, кому нужна в дом учительница танцев?

— Ясно. Вы полагаете, что этак заработаете больше, чем в театре, и за пять лет скопите приданое.

— Скоплю быстрее.

— Не та должность.

— Мне нужны знакомства. Если будет другой способ получить деньги — пропади они пропадом, эти танцы.

— Ого… С вами лучше не ссориться.

— Если вы можете мне помочь — то помогите, а если нет — заплатите, сколько вы мне должны, и расстанемся.

Оставаться в доме, где живет Санька, она не желала. Переночевать — и уйти, даже не попытавшись с ним увидеться.

Шапошников прошелся по комнате.

— Я вас не отпущу, — сказал он. — Вы понаделаете глупостей. И денег не заработаете, и жизнь себе испортите. Но я предлагаю вам должность, которая принесет деньги. Служить вы будете мне и еще одному господину. Коли все пойдет, как надобно, вы сколотите себе приданое быстрее, чем за пять лет.

— Что за должность?

— Сильф. Или, точнее, сильфида.

Федька вспомнила письма, найденные в рабочей комнате.

— Я не умею летать, разве что на «глуаре».

— И не придется. А что вы умеете кроме кабриолей и антраша?

— Ничего. Но я научусь.

— Писать?

Федька посмотрела на Шапошникова с негодованием:

да, береговая стража грамотностью не блещет, но тот же бездельник Петрушка в состоянии записочку изготовить, Малаша с Анисьей записывают в тетрадки хозяйственные сведения: как испечь царские блины или отбелить простыни. Несколько мгновений спустя она сообразила: речь о письмах сильфов, пролетавших над Парижем и присевших на колокольне.

— Я трагедию, как господин Княжнин, не напишу, но могу изложить связно… мысли или приключения… только чтобы запятые потом кто-нибудь расставил.

— А мужской костюм носить доводилось?

— Доводилось. Я еще в школе часто за кавалера танцевала. И в театре случалось, как раз сегодня была кавалером в свите Париса.

— Вот и славно, — сказал Шапошников. — Вы не спросили о деньгах. Поскольку вы ради этой службы, возможно, оставите театр и танцевальную карьеру — скорее всего, на время, но коли пожелаете, то навсегда, — то платить вам менее, чем вы получаете в береговой страже, я не могу. Вы будете получать сперва сорок рублей в месяц, потом — прибавки, коли будете усердны. Жить — у меня, в палевой комнате. Дом настолько велик и бестолков, что вы можете месяцами не встречаться с господином Румянцевым — разве что сами пойдете его искать.

— Я хочу задаток.

— Извольте. Двадцати рублей довольно?

— Да.

— В Великий пост театр закрыт, и вы сможете служить нам без помех. Еще — вам доводилось ездить верхом?

— Нет.

— Лошадей боитесь?

— А чего их бояться?

— Отлично. Теперь — последнее. Вот тут у меня в поставце ром. Выпейте чарку. И ступайте спать. Он уложит вас с непривычки наповал. Утром же — извольте в рабочую комнату. В этом для вас ничего не изменилось.

Ну, разумеется, подумала Федька, хоть все гори синим пламенем, а для него важнее всего на свете — картина! Но насчет рома он, похоже, прав. Это средство должно помочь. Пусть Шапошников видит в ней говорящую фигуру с полной головой вздора, пригодную только для возлежания на топчане в голом виде, — начхать! Лишь бы только дал способ заработать приданое.

— Где ваш ром? — спросила Федька.

Напиток был ароматен, и она чуть было не выхлестала большую чарку залпом.

— Стойте, стойте, — удержал Федькину руку живописец. — Возьмите с собой, а то до постели не дойдете. Эта отрава бьет по ногам. Придется вам ночевать в коридоре на полу, как таракану. И знайте — вы приняли верное решение. Приданое у вас будет.

— Благодарю, — ответила она.