Самолет сдает в сторону. Мы сбились с курса, думает Бенджамин.

– Моя старшая дочь встретит меня в аэропорту. Я собираюсь жить у нее. У меня есть план.

– Хорошо, когда план есть.

– Это будет мой выход на пенсию. Я собираюсь закинуть куда-нибудь ноги, читать журналы и пить джин с тоником. – Она поджимает губы. – От выпивки я бы не отказалась и сейчас.

Бенджамин снова смотрит на ту самую семью. Он думает о Гэвине и о его улыбающихся за стеклами очков глазах. Он подумывает о том, чтобы уволиться из армии, сложить форму в чемодан и запереть его. Подумывает о том, чтобы собирать пазлы вместе с Лолли. О том, чтобы целоваться с кем-нибудь у супермаркета.

В школе и в лагере он просыпался от громогласного «Сапоги на землю, солдаты!». Один из его командиров любил пугать их по утрам, врываясь в казарму и крича «Где враг?»

На протяжении всей жизни его призывали к действию. «Где враг?» – удивляется он. Бенджамин ощущает прилив великой печали. Он будет оставаться начеку. Будет держать свои сапоги на земле.

ИЮЛЬ 2016

Летом перед десятым классом Эдвард и Шай работали вожатыми в городском дневном лагере. Эдварда назначили ответственным за старшую группу отдыхающих, и в первое же утро он стоял перед двенадцатилетними мальчиками. Он уже собрался представиться, когда что-то внутри него дрогнуло.

Он смотрел на одного мальчика, потом на другого. Он встречался с ними взглядом – с парой карих глаз под густой челкой и парой голубых. Мальчики пригладили волосы, чтобы скрыть лица, но Эдвард смотрел сквозь выстроенные преграды.

– Мама сказала, что ты попал в авиакатастрофу, – сказал один мальчик.

– Да, это правда.

– Тебе было больно?

– Очень.

Мальчики рассмеялись. Эдвард понял, что они того же возраста, что был он, когда упал с неба. Он был сломлен в двенадцать лет, но в глазах этих мальчиков тоже что-то сломлено.

– Что-то случилось? – спросил один.

– Нет. Постройтесь по росту.

Дети бросились выполнять, толкая друг друга рюкзаками. Эдварду не было важно, как они построятся, он хотел выиграть время и понаблюдать за тем, как они, шаркая, встают по местам.

Может, дело в возрасте?

Может, дело в моменте между детством и взрослением?

В тот день он плавал с ними. Если бы он мог держать детей подальше от озера, то так бы и сделал, однако плавание – неотъемлемая часть программы. Прежде чем мальчики вошли в воду, он прочитал им лекцию по безопасности.

– Никакой толкотни. Фокусируйтесь на своих движениях. Все знают своих напарников? Приглядывайте за ними, только за ними. Мы доплывем до желтого буя и обратно. Никаких отклонений в сторону. Все ясно?

После небольшого заплыва он убедился в том, что подопечные – способные пловцы, и это принесло облегчение, хоть и не исключало возможности несчастного случая или ошибки. Он проплыл мимо мальчиков, вглядываясь в их лица и убеждаясь, что все в порядке. Те улыбнулись ему в ответ.

В тот вечер он поделился с Шай планами на будущее:

– Думаю, я хочу быть учителем. Наверное, учителем седьмых классов по математике.

Она рассмеялась, но затем заметила выражение его лица.

– Ты серьезно?

– Кажется, да.

– В седьмых классах полно детей с брекетами и прыщами, – сказала она. – В этом возрасте в голове сплошной беспорядок, да и не только в голове. Ты помнишь мою дурацкую челку?

– Вроде бы.

– Почему ты хочешь посвятить жизнь двенадцатилетним детям?

– Может быть, я смогу им помочь. За мной двенадцатилетним присматривала ты. У тебя был блокнот, в который ты записывала то, что замечала, помнишь? Может быть, в этом возрасте каждому нужно такое внимание. Я тоже могу завести блокнот.

Шай задумчиво посмотрела на него, на ее щеке появилась глубокая ямочка.

Эдвард провел следующие выходные, помогая Джону превратить детскую в домашний рабочий кабинет. Они отдали односпальную кровать и кресло-качалку нуждающимся и покрасили стены в специфический грязно-белый, выбранный Лейси. Джон и Эдвард бормотали ругательства, пытаясь собрать рабочий стол из «Икеи» с помощью шестигранных ключей, винтов и болтов. Позади них суетилась Лейси – она толкала зеленое кресло из одного угла комнаты в другой согласно фэн-шуй. Когда подходящий угол наконец был выбран, книжный шкаф, набитый вестернами, аккуратно установили рядом с ним.

Гараж вычистили за несколько недель до этого. Все письма теперь были разобраны, и те из них, что Эдвард хотел сохранить, покоились под его кроватью. Джон отказался от абонентского ящика, и вся корреспонденция доставлялась на дом. Уборка в детской была последним шагом к порядку.

Ближе к концу лета, в одну из пятниц, Шай и Эдвард спустились к озеру после ужина. Они уселись, скрестив ноги, на мягкую траву. Отсюда было видно место, где Эдвард каждый день плавал со своими подопечными, и в этот особенно красивый летний вечер озеро блестело в лучах заходящего солнца, как медная монета.

– До школы две недели, – заметила Шай.

Эдвард смотрел на мерцающее озеро, за которым темнели деревья.

– В первый же день, когда я приехал сюда, – сказал он, – Джон привел меня в детскую и показал это озеро из окна. А потом я долго его не видел, потому что никогда не поднимался наверх. Но я помню, как он сказал, что мы можем поплавать в озере, когда мне станет лучше.

Шай обхватила руками колени.

– Тогда ты был таким слабым и тощим, что едва мог дойти до конца квартала.

– Этим летом я плавал в озере почти каждый день.

Эдвард не чувствовал от этого никакого удовлетворения. Он просто удивлялся тому, какой внезапной может иногда казаться жизнь. Гадалки, Таро, душераздирающие письма, новая дружба с дядей, плавание в озере. Все это одинаково неожиданно.

– Я не сказала маме, что мы идем сюда. – Шай снова легла на траву.

– Ей все равно.

– Мне не все равно.

Эдвард улыбнулся тому факту, что Шай не хотела делиться никаким жизненным опытом – большим или маленьким – со своей матерью. Их отношения были похожи на перетягивание каната, на битву, которую Эдвард не понимал, но с удовольствием наблюдал. У его брата тоже были напряженные отношения с отцом. Неужели Эдвард был слишком молод, чтобы участвовать в этой их первобытной битве? Он мог только представить, как поворачивается к маме и папе, обнимает их. Он упустил шанс испытать более сложные отношения, и прямо сейчас он почувствовал еще один укол потери.

– Не знаю, сколько градусов сейчас на улице, – продолжила Шай. – Но это идеальная температура.

Эдвард решил, что она права. Он лег на мягкую траву.