Пятнадцатого дня седьмой луны он взял письменные клятвы в верности у пяти старейшин, пяти наместников и всех важных даймё. Содержание свитков почти дословно совпадало с той клятвой, которая была принесена теми же людьми на новогодних торжествах 5-го года Бунроку[110]— все они обещали поддержку Хидэёри, — но на сей раз воины расписались собственной кровью.

С наступлением восьмого месяца состояние Хидэёси ухудшилось. Пятого числа у него начался жар. Едва слышно тайко призвал к себе пятерых старейшин и пятерых наместников и велел им обменяться между собой клятвами в верности друг другу, подписанными кровью. Но даже это не принесло покоя его истерзанной душе, не помогло сосредоточиться на приближении смерти. Он потребовал, чтобы семьи пятерых наместников связали себя брачными узами с домом Тоётоми, дабы упрочить союз и подкрепить принесённый обет.

Когда наконец с делами было покончено, смерть уже обдавала его лицо ледяным дыханием. Оставалось только изъявить последнюю волю.

Составляя завещание, тайко опять принял все возможные меры предосторожности, дабы обезопасить будущее своего сына. Он ещё раз дал распоряжение заботиться о Хидэёри не только Иэясу Токугаве, но и его наследнику Хидэтаде, не только Тосииэ Маэде, но и его наследнику Тосинаге, снова препоручил сына опеке пятерых наместников, а также пожелал, чтобы Иэясу правил страной из замка Фусими, а Тосииэ осуществлял общее руководство из Осаки, пребывая подле Хидэёри.

В день, когда писари перебелили свиток завещания и все формальности были улажены, силы окончательно оставили тайко, речь его сделалась бессмысленной — он начал бредить.

Восьмого дня восьмой луны Хидэёси впал в беспамятство. Сознание время от времени возвращалось к нему, он пытался отдавать приказы ближайшим вассалам, но слов уже было не разобрать. Могущественный властелин превратился в жалкий мешок костей, наступила агония.

Когда разум тайко помутился, Тятя прекратила неусыпное бдение у его ложа и наведывалась в покои умирающего лишь на пару часов в день с Хидэёри. Вместо неё у смертного одра денно и нощно, сменяя друг друга, дежурили пятеро наместников и пятеро старейшин.

В шестнадцатую ночь восьмой луны, в час Быка, Хидэёси Тоётоми скончался на руках у четырёх из пяти старейшин. Присутствовали Иэясу Токугава, Тосииэ Маэда, Тэрумото Мори и Хидэиэ Укита. Тайко было шестьдесят два года.

Дама Ёдо и Хидэёри тоже находились в числе тех, кто стали свидетелями его кончины. Тятя давно примирилась с неизбежностью этого события, смерть старого Хидэёси не стала для неё ударом. Тятю волновало другое: отныне ей предстояло вступить в жестокую борьбу за то, чтобы продолжить растить, воспитывать и защищать своего сына — наследника дома Тоётоми. В Фусими и его окрестностях собрались знатные воины со всех концов страны, и никто не в силах был предсказать, на чью сторону они встанут теперь, после смерти тайко.

Согласно последней воле покойного, его смерть надлежало держать до поры до времени в тайне, а урну с прахом хранить в Амидагаминэ, храме на юго-востоке Киото. Гэнъи Маэда, один из пяти наместников, и настоятель буддийского монастыря с горы Коя организовали скромные похороны.

Остаток лета и начало осени 3-го года Кэйтё[111], после кончины тайко, Тятя провела в Фусими, подле своего сына.

Поскольку о смерти Хидэёси не было официально объявлено, в жизни Тяти и её окружения ничего не изменилось, только в замке теперь царило некое мрачное спокойствие. С наступлением осени Тятя услышала о том, что Госпожа из Северных покоев, чья резиденция по-прежнему находилась в Осаке, дала буддийский обет и приняла монашеское имя Кодай-ин. Вскоре после этого распространилась молва, что дама Кёгоку, проживавшая в Фусими, тоже намерена стать монахиней. Не успели придворные дамы поделиться с Тятей этой новостью, как дама Кёгоку сама испросила у неё аудиенции и сказала, что хочет принять постриг, а затем перебраться из Фусими в Оцу, к своему брату Такацугу.

Тятя не сразу узнала двоюродную сестру — до того исхудала и постарела бедная Тасуко. При упоминании имени Хидэёси её лицо омрачалось, и скорбь эта была искренней. Ещё при жизни тайко Тятю посещала мысль о том, что дама Кёгоку, наверное, единственная из наложниц питает к своему господину глубокое истинное чувство, теперь её догадка подтвердилась. Тасуко всегда держалась скромно, избегала распрей с соперницами, довольствовалась тем мимолётным вниманием, которое дарил ей Хидэёси, и любила его, не требуя ничего взамен. И не было ничего удивительного в том, что она пожелала стать монахиней.

Как и Тасуко, Тятя овдовела, но отныне в судьбах двоюродных сестёр не останется ничего общего. Даме Кёгоку предстоит молиться за беспокойный, мятущийся дух тайко, даме Ёдо — оберегать и воспитывать его наследника. Остаток её жизни будет посвящён тому, чтобы из Хидэёри, в котором смешалась кровь Асаи, Ода и Тоётоми, сделать всемогущего властелина, повелителя страны.

— Когда увидитесь с братом, передайте ему мои наилучшие пожелания и скажите, что я уповаю на его поддержку и помощь господину Хидэёри, — попросила Тятя кузину.

Такацугу был всего лишь скромным хозяином клочка земли в Оцу с мизерным доходом в шестьдесят тысяч коку, но теперь сам факт его существования приобрёл в Тятиных глазах огромную важность. Брат её доброй подруги дамы Кёгоку, муж её любимой сестры Охацу остался для них с Хидэёри единственным союзником, на которого можно было положиться без колебаний.

Незадолго до того как дама Кёгоку покинула Фусими, до Тяти начали долетать тревожные слухи о строптивом поведении Иэясу Токугавы. Он стал открыто пренебрегать последней волей покойного тайко, отступаться от собственных обещаний, чем вызвал гнев Тосииэ Маэды. Ещё поговаривали, что назревает разлад между Мицунари Исидой и другими влиятельными даймё.

С наступлением 4-го года Кэйтё[112]было объявлено о переезде Хидэёри из Фусими в Осаку. Осакский замок считался оплотом рода Тоётоми, а значит, у Тяти не было оснований противиться этому решению, так что она предпочла покориться и ждать назначения даты переезда. Однако она всё же выдвинула одно условие: ей, как матери наследника, также должно быть выдано дозволение жить в Осаке. До сих пор в целях соблюдения приличий по отношению к Госпоже из Северных покоев Тятя ещё никогда не бывала в Осакском замке одновременно с сыном. Но теперь положение в корне изменилось: Тятя была матерью Хидэёри, с которым Госпожу из Северных покоев не связывали кровные узы, а стало быть, законная вдова Хидэёси не могла с ней ничего поделать.

Десятого дня первой луны Тятя и её сын заняли резиденции в Осакском замке.

Тосииэ Маэда и другие влиятельные даймё сопровождали их в пути, Иэясу также присоединился к эскорту, провёл день в своей осакской усадьбе и вернулся в Фусими. Отныне, согласно последней воле тайко, Тосииэ и Иэясу надлежало разделить полномочия по решению государственных вопросов и вдвоём править страной — Тосииэ из Осаки, Иэясу из Фусими.