Наступило молчание. Судя по виду доктора, такая перспектива его не прельстила.

– Я далек от мысли критиковать коллегу, – пробормотал он, – невзирая на то, что я вам рассказал. Тем более в такой официальной манере.

Ну-ну… милейший доктор пытается обеспечить себе безопасность. Столько лет прошло, а Габриэла Драгоман все еще приводит его в ужас. Ирен покосилась на Серваса.

– В этом не будет никакой официальности. Мой коллега, присутствующий здесь, и я – единственные, кто в курсе дела. И вы сможете устно изложить ваше мнение, если не захотите записать его на бумаге.

Во взгляде доктора застыла нерешительность.

– Хорошо, но вы действительно должны дать мне слово, что она ничего не узнает.

– Итак, мы имеем дело с неуравновешенной манипуляторшей, которая нам врала и о которой ты сам сказал, что она что-то скрывает. И у нее по меньшей мере с одной из жертв были какие-то взаимоотношения, – заявила Ирен, как только сеанс закончился. – И, как сообщил нам наш друг, она чрезвычайно озлоблена на всех мужчин… У бедняги Деверни вид был напуганный.

– Мало для мотива, – отозвался Сервас. – С чего бы ей так ополчиться на мужчин?

– Это нам предстоит выяснить. Для мотива этого мало, а для подозрения – вполне достаточно. Нанесу-ка я ей маленький визит…

– Она станет прикрываться профессиональными секретами. Но должен признать, мне очень понравилась идея о психиатре, которая оценивает сама себя. Блестяще!

Ирен пожала плечами.

– Ладно. Предложим ей сотрудничать, взовем к ее гордыне. Если верить доктору Деверни, она огромна.

– Доктор Деверни – отвергнутый любовник, – заметил он. – А прежде всего – трус. Это не делает его надежным свидетелем.

Он заметил, что Ирен улыбнулась.

– Я сказал что-то смешное?

– Если бы такую фразу выдала я, ты бы решил, что это феминистские штучки…

На этот раз пришла очередь улыбаться Сервасу. Ирен поискала номер у себя в телефоне.

– Что касается свидетельства, то надо в любом случае получить санкцию на обыск.

На круглой развязке дороги из тумана показались чьи-то силуэты. Поначалу Сервас подумал, что это Ангард выставил на дороге патруль, не предупредив Ирен. Но зачем? Перед ними какая-то машина дожидалась, когда можно будет проехать. Ее красные габаритные огни еле пробивались сквозь туман, и хорошо еще, что они вовремя затормозили. Да уж, перегородить дорогу в этом «гороховом пюре» было не лучшей идеей…

Потом они разглядели того самого длинного парня, который попался им накануне, Уильяма. Он наклонился к водительскому окну первой машины, сказал несколько слов сидевшей за рулем женщине и велел открыть шлагбаум, которым была перегорожена дорога.

– Это еще что за штучки? – сказала Циглер.

Им приказали ехать вперед. Вокруг шлагбаума выстроились человек шесть. Длинный направился к ним с водительской стороны. Ирен опустила стекло, и Сервас почувствовал сырость от заползшего в салон тумана.

– Что вы здесь делаете? – спросила она.

– Контролируем все автомобили, которые ездят в долине. А, это вы… – прибавил он, погладив бороду.

– Что контролируете?

Сервас уловил в ее голосе недоверие на грани истерики.

– Немедленно откройте шлагбаум! – резко бросила она.

– Иначе что?

Зеленые глаза Ирен стали чернильно-черными.

– У вас больше нет никакой власти в долине, – продолжал бородач, наклонившись к дверце. – Учитывая, что вы неспособны обеспечить безопасность населения и что единственная забота полиции в наши дни – охранять элиту и подавлять народ, и поняв, что государство себя дискредитировало в наших глазах, мы решили своими силами обеспечить безопасность наших сограждан и установить в долине закон и порядок.

Сервас понял, что он говорит серьезно. И было в нем какое-то несокрушимое спокойствие, словно он уже принял решение, хотя и знает последствия и принимает их.

– Вы только что сами себя поставили вне закона, – прошипела Ирен. – То, что вы творите, называется преступлением, Уильям. Уголовным преступлением.

– Закон этой дискредитированной республики – уже не наш закон, – отчеканил бородач заранее заготовленную фразу, тем самым предупреждая жандарма, что она обязана соблюдать тот закон, который на данный момент одержал верх.

Она так резко распахнула дверцу автомобиля, что точно ударила бы бородача, если бы он вовремя не отскочил.

– Здесь закон – это мы, – продолжал Уильям, смерив ее взглядом.

– Вы совершаете серьезную ошибку, – тихо и грозно сказала Циглер, внимательно оглядев всю компанию.

– Куда вы следуете? – спросил великан.

– А какое отношение это имеет к вам?

Сервас вышел из машины и снова ощутил на щеках влагу тумана. Напряжение нарастало от минуты к минуте.

– Вы знаете, что вот-вот произойдет? – сказала она, нарочито громко вздохнув. – А я вам скажу: через несколько дней движение в долине восстановится. Полиция прибудет сюда в большом количестве и арестует вас. И вы пойдете под суд за неповиновение власти и за угрозы в адрес представителя закона… Скорее всего, ваших дружков-приятелей отпустят. А вот вы, Уильям, – понизив голос, почти прошептала она ему в самое ухо, – вы как зачинщик отправитесь в тюрьму.

– Вы думаете, меня это очень напугало? – вскинулся он.

Но она заметила, что он задумался. Надо признать, что в наши дни можно запросто замахнуться на полицейского арматуриной или бутылкой с кислотой, поджечь его машину, облить грязью его жену и детей в социальных сетях, а потом преспокойно вернуться домой и смотреть телевизор.

– Вы производите впечатление человека здравомыслящего, – убежденно сказала Циглер, – вы не пустой визионер и не фанатик. Я понимаю ваше беспокойство и ваш гнев, но…

– Вот только не надо пытаться меня задобрить!

– Уильям, подумайте хорошенько. Есть же и другие методы действовать. Вы будете гораздо полезнее на воле, чем в тюрьме. Вы же не идиот, в конце концов, я вижу.

– Вот как? И что же вас заставило так сказать?

– Ладно, да поступайте вы, как знаете, – бросила она в бешенстве.

– А как ваша фамилия? – вдруг спросил он.

Ирен помедлила.

– Циглер, капитан Циглер. А ваша?

– Герран, мое полное имя Уильям Герран, у меня лесопилка там, выше в горах… Вы мне очень нравитесь, капитан Циглер. Если бы все легавые были такими, как вы, все было бы совсем по-другому.

Он обернулся к остальным и приказал:

– Пропустить!

– Что? Но…