Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что потом сделал Сокольский с этим планом?
– Понятия не имею.
– При вас он не скомкал его, не выбросил с презрительным выражением лица в мусорную корзину?
– Нет, с собой унес. Думаю, оставил, положил куда-нибудь на всякий случай.
Поблагодарив Плотникова за помощь, Александр Борисович дал понять, что больше его не задерживает. Тот поднялся с большой неохотой, взявшись за плащ, пробасил:
– Обидно, что мы затронули такую мрачную тему. Я тут захватил бутылочку коньяка. Так вы теперь не захотите выпить со мной. Подумаете, что он отравлен.
– Нет, почему же, – сказал Турецкий. – У меня в номере и рюмки есть.
На следующий день Александру Борисовичу снова пришлось выпивать – на этот раз дома у Карпенко. Андрей Андреевич позвонил и извиняющимся тоном сказал:
– Старина, это уже становится неприличным. Ты столько времени в Красносибирске и до сих пор не зашел ко мне в гости.
– Не по своей вине.
– Правильно. Каждый вечер приходилось выезжать на задания. Но сегодня буду свободен, и мы ждем тебя. Жена уже сделала закупки, теперь приковала себя к плите, вовсю готовит.
Турецкий не любил гостиниц, и ему вдвойне приятно было оказаться в уютной домашней обстановке – с коврами, хрусталем в серванте и массой картин на стенах – сын Карпенко, живущий сейчас в Петербурге, был художником. До совершенства уют доводили букет аппетитных запахов и прекрасно сервированный стол. Были даже матерчатые салфетки в старинных серебряных кольцах, что следователю доводилось видеть разве лишь в исторических кинофильмах.
Странно было наблюдать в такой идиллической обстановке самого Карпенко. При освобождении заложников он держался напряженно и сосредоточенно, а сейчас выглядел лоснящимся добрячком в клетчатой рубашке расцветки яичницы с луком. Оказывается, у него и животик наметился, который обычно хорошо маскировался кителем.
Как ни старался московский гость вести при хозяйке светскую беседу, все равно мужчины где-то на середине застолья перешли к деловой части встречи. Андрей Андреевич поделился той информацией, которую узнал про Корсарина.
Самым любопытным в его сообщении оказалось то, что Владислав Игоревич донельзя любил иметь агентов, причем повсюду. Даже там, где их было невозможно иметь. Он вообще считал, что бесполезных людей нет. При умелой постановке дела каждый может принести какую-нибудь пользу. Агентами могли стать наркоманы или бомжи, которым нравилось вдруг оказаться при деле, да вдобавок перепадала копейка. Вторую многочисленную группу составляли люди, совершившие незначительные преступления. Те, кто перепродавал оружие или что-нибудь в таком роде. Таким прямо говорилось: заводить дело на тебя не станем, если будешь нам помогать. Попадались и добровольцы, которым ничего не надо, у которых все имелось. Но таким людям с авантюрной жилкой просто хотелось острых ощущений. Например, директор одного супермаркета любил, когда его на день-другой подсаживали в камеру к заключенным.
Относительно Алексея Фуфырина конкретные данные отсутствовали. Было известно только, что у Корсарина имелись агенты во многих ресторанах: официанты, метрдотели, повара. Они рассказывали милиционерам, кто их посещал, с кем встречался. Поэтому сыщики со все возраставшим нетерпением ждали возвращения шеф-повара «Стратосферы». Он по-прежнему считался главным подозреваемым в отравлении.
Завтра, двадцать четвертого апреля, он должен был вернуться в Красносибирск. По заданию Турецкого маршрут шеф-повара контролировался наблюдателями. Из Анталии тот вылетел намеченным рейсом. В Москве, переехав из Шереметьева в Домодедово, сделал пересадку на красносибирский рейс. И вот он уже в воздухе. Значит, можно встречать. Из самолета он никуда деться, по идее, не должен бы.
Супругу и сына Фуфырина предупредили, чтобы, когда Алексей Алексеевич будет звонить, о гибели Корсарина и Филенкова ничего не говорить. Для страховки сказали, что их телефон прослушивается. Хотя большой нужды в подобной предосторожности не было: маловероятно, что повар действовал по собственной инициативе. Если он исполнитель, то заказчик все равно Корсарин. Даже если Фуфырин узнает о гибели полковника, свалить все на покойника будет тяжело.
В аэропорту путешественника поджидали Турецкий и Грязнов. Алексея Алексеевича они узнали сразу: имелась фотография, да тут и описания хватило – повар сильно косил. От этого, кстати, всегда казалось, что он чем-то напуган. И когда следователи предложили Фуфырину пройти в служебную комнату для допроса, трудно было понять, перепугался он или всегда так выглядит.
Представившись, сыщики в двух словах обрисовали ситуацию и сообщили, в чем он подозревается.
Услышав о подозрении в отравлении, Фуфырин возмутился:
– Чего нет, того нет! В этом я могу на Библии поклясться!
– Ладно, обойдемся без высокопарных слов. Лучше постараемся рассмотреть ваше поведение на юбилейном банкете. Как оно выглядело со стороны. Тогда вы сами поймете причины нашего пристального внимания к вашей персоне. Многочисленные свидетели, не сговариваясь, показали, что в тот вечер, двадцать третьего марта, вы нередко выходили из кухни в общий зал. Настолько часто, что это бросилось в глаза многим гостям ресторана. Появлялись в своем рабочем наряде, то есть белом халате и колпаке. Согласитесь, Алексей Алексеевич, что повар, пытающийся взять на себя функции официанта без особой на то нужды, весьма необычная картина. Во всяком случае, ни я, ни Вячеслав Иванович, ни другие наши коллеги такого в своей практике не припомнят. Кстати, не только наши коллеги, но и ваши не помнят.
Фуфырин молчал, только губы его шевелились – он беззвучно изрыгал проклятия. Так, во всяком случае, можно было понять по выражению его лица.
Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Александр Борисович спросил:
– Вы знакомы с Всеволодом Николаевичем Филенковым?
– Не знаю такого.
– Может, он представлялся вам под другим именем. – Следователь протянул ему фотографию. – Посмотрите внимательно. Знаете этого человека?
– Нет.
– Ладно, так и запишем. Ну а с Владиславом Игоревичем Корсариным знакомы?
– С ним знаком.
– На какой почве познакомились? Друзья детства, дружите домами, общие интересы?
– Еще чего не хватало – дружите домами, – недовольно пробурчал повар. – Просто однажды он предложил мне оказывать милиции помощь. Сказал, что криминальная публика очень часто проводит в ресторанах важные встречи.
Если я буду давать органам информацию об интересующих их людях, могут быть предотвращены всякие преступления. Сказал, полную анонимность источника милиционеры гарантируют, то есть никто из арестованных не узнает, что помог их поймать именно я. Вдобавок за помощь мне заплатят. Но деньги в данном случае меня мало интересовали. А милиции помочь я согласился. Что в этом плохого?