– Поразительно, что вы нашли время, мистер Виндуст, – с улыбкой бесстыжей трихомудности. – Так что! зять мой вернулся уже в США, представить себе не могу, о чем еще мы можем разговаривать.

– Нас заинтриговало известие, что его наняли «хэшеварзы. ком». А прикид у вас, кстати, «Армани», нет?

– Какое-то шматте из «Х-и-М», но как мило, что вы заметили. – И что у нас тут с пикантностью, стоп, стоп, Максин, когда ж ты уже?..

– Что предполагает интересную сцепку интересов, если Аврам Дешлер, как мы подозреваем, моссадовский крот.

Максин отделывается Пустым Взглядом, которому научилась у Шона, и он часто оказывается полезен.

– Слишком для меня академично.

– Разыгрывайте тупицу, если желаете, но я пробил вас поиском, вы же та дамочка, что отправила Джереми Дятла вверх по реке. Расколола в Джёрзи банду «Маналапанских Понцоидов». Ездила на Большие Кайманы под видом девушки на подпевках в регги-ансамбле, спалила там десять с половиной миллиардов физических швейцарских франков и эксфильтрировалась на собственном реактивном «Гольфстриме» негодяев.

– На самом деле, то была Мици Тёрнер вообще-то. Нас все время путают. Мици дерет жопы. Я просто трудящаяся мамаша.

– Безотносительно, учитывая число контрактов с правительством США, в которые впутаны «хэшеварзы»…

– Послушайте, либо Ави – какая-то ваша фантазия, хакер-саботажник на темной стороне, наемный убийца Моссада, либо он просто обычный гик стандартной комплектации, который старается выплыть, как и все мы тут, за Кольцевой – как бы там ни было, я по-прежнему не понимаю, что я во всем этом делаю.

Виндуст открывает алюминиевый атташе-кейс, в котором живет, судя по бритвенному прибору и смене белья внутри, сует в него руку и выуживает тонкую папку.

– Перед его следующим тет-а-тетом с Гейбриэлом Мрозом, вот на что вам будет любопытно взглянуть.

Возможности видеть его глаза у Максин нет, и она наблюдает за его ртом на предмет чего, какой-то сноски? но нет, он лишь улыбается ей даже не светски, скорее так, будто у него на руках выигрышный расклад либо ствол, направленный ей в сердце.

Хоть и без восторга от того, что нужно трогать нечто побывавшее в контакте с интимной аппарелью Виндуста, она к тому же – следователь по мошенничествам, чья первостепенная директива – Поди Знай, поэтому она осторожно берет папку и сует ее в свою котомку от Кейт Спейд.

– При ясном понимании, – Максин, быстро добавляя, – как Дебора Керр, или же Марни Никсон, могла бы выразиться, или же на самом деле спеть, – что это меня не…

– Вы от меня нервничаете?

Она рискует быстро краем глаза подсмотреть и с изумлением ловит у него на лице выражение, которое бы не было неуместным в кадрежном заведении южнее 14-й улицы, поздним субботним вечером, когда ассортимент пожарче весь уже размели и сопроводили за дверь, а остатки совсем неотзывчиво постные. Что это тут такое? Не собирается она реагировать на такое лицо. Восстает молчание, и удлиняется, и не только молчание, как ее беглый взгляд, непредумышленно наткнувшийся на другой индикатор внутреннего, подтверждает. Это фактически стояк определенного размера, и, куда хуже, он заметил, что она смотрит.

– Ну все, к работе, – вот что в необдуманном идиотизме она, как выясняется, лишь и способна проквакать. Но не трогается с места, даже к сумочке не тянется.

– Вот, может, так будет легче, – пиша что-то на салфетке. В более здоровую, а то и просто раннюю эпоху это было бы название хорошего ресторана или же идея для стартапа. Сегодня лучше всего это можно назвать приглашением вступить на путь безмозглости и заблуждений. Адрес, неудобный в смысле подземок, как она замечает. – Скажем, где-то в час пик, шансы на невидимость лучше, так вас устроит?

Среди многого, чего она не уловила прежде, – вот эта нота у него в голосе, не сказать, что особенно соблазняющая. И все ж по-прежнему сделку не обламывает. И что же там может оказаться, спрашивает себя она. Он встает, кивает и отваливает, оставив ее разбираться с чеком. После того, как сказал, что сам за все заплатит. О чем только она опять думает?

Словно добрый ангел, приносящий последний шанс на то, чтобы действовать разумно, в приемной без предупреждения материализуется Шноблинг, как он обычно и поступает.

– Уууу – Дейтона, театрально отшатнувшись, – напугал меня до усрачки, ты смари, а то начнешь сюда всяких геттожопых гэ впускать все время? – Шноблинг меж тем сделался весь зловещий, по каким-то своим причинам.

– Что. Вы что-то унюхали.

– Этот маскулин опять – «Одеколон для Мужчин 9:30». Что-то тут индицирует. – Как ищейка в кино про побег из тюрьмы, Шноблинг прослеживает силлаж в кабинет Максин, самонаводится на ее сумочку. – Конечная стадия раскрытия аромата у этой пакости довольно запаздывает, поэтому запаху от силы пара часов.

Ох, что ж еще. Виндуст. Она закапывается в сумочку, извлекает папку, которую тот ей дал. Шноблинг шелестит страницами.

– Это оно.

– Парень, с которым, хмм, у меня только что был бранч, он из О.К.

– Вы уверены, что тут нет никакой связи с Лестером Трюхсом?

– Я просто в колледже с ним училась. – О? что это, внезапное нежелание делиться со Шноблингом информацией о Виндусте? Отчего-то? Что ей не хочется сейчас в это вдаваться? – Теперь работает в среднем управленческом звене АЗОС[95], может эта дрянь в каком-нибудь списке токсических ЗВ[96]?

Мысли ее разбредаются, и никто не пытается созвать их обратно. Взаправду ли Виндуст, некогда в более симпатично-юношеские деньки, околачивался в старом клубе «9:30», как Максин в «Райском гараже»? Может, в отпусках в Штатах после злотворенья по всему свету, может, застал «Секцию крохотных парт» и «Дурные мозги» еще в тот период, когда они считались местными бандами, может, запах одеколона «9:30» – его последняя, его единственная связь с тем нерастленным юношей, которым был? Может, у Шноблинга началась сезонная аллергия и нос у него сегодня чуть сбит с прицела? Может, Максин все глубже впадает в приступ сентиментального идиотизма? Может, херня все это, ОК? Косвенные-шмосвенные, Виндуст был рядом, когда убирали Лестера, а то и сам это сделал.

Черт.

Что сталось сегодня с шансами на головокружительный романтический эпизод? Вдруг все это выглядит скорее полевыми исследованиями.

Тем временем Шноблинг желает поговорить о ком же еще, как не о Принцессе Хайдрофобии. Когда Максин удается снова выставить его нездорово-одержимую задницу за дверь, ей остаются какие-то жалкие полчаса на подготовку к ее, как же это назвать, рабочему рандеву с Виндустом. Она как-то оказывается дома и обездвижена перед чуланом у себя в спальне, и не понимает, почему ум у нее вдруг так пуст. Поливинилхлорид, что-то ярко-красное, быть может, хоть и не неуместное, почему-то отсутствует у нее в инвентаре. Джинсы тоже не обсуждаются. В конце концов, углубившись, на горизонте события чуланного забвенья, она замечает шикарный костюм для коктейлей пригашенного баклажанного оттенка, давным-давно открытый на полной распродаже «Галери Лафайетт» и сохраненный по причинам, в которые, вероятно, не входит ностальгия. Она пытается придумать способы, которыми Виндуст может это прочесть. Если только станет читать, если просто не схватит и не примется сдирать… Повторные сообщения с Верхушки, или же она имеет в виду Вертушку, Женственности громоздятся неотвеченные.