рукавами и длинном жилете из тонкого вязаного меха, который сбегал с её груди водопадом, нежно обволакивая все округлости. Эндан застыл, едва не выронив контейнер с супом. Она была такая красивая! Медные волосы рассыпались по плечам, мешаясь с рыжеватым мехом и контрастируя с синим шёлком, широкая юбка мягкими складками окутывала её ноги, превращая походку новорожденного оленёнка в плавное скольжение водной птицы. Эндан от греха осторожно поставил контейнер.

— Тесёмки не в тон, да? — спросила Алиса, смутившись под его взглядом. Эндан понятия не имел, где там были тесёмки.

— Я хочу твой портрет, — выпалил он.

— О. — Алиса покраснела и потянулась за телефоном. — Ну давай вместе?

— Нет, — поспешил пояснить Эндан. — Не снимок. Картину.

Глаза у Алисы раскрылись, как лепестки под солнцем. Да, это именно то, чего Эндану очень не хватало: портрет Алисы в гостиной. На самом видном месте. Большой.

— А к-как это? — выдавила она. — Я же не… То есть не станет же меня настоящий художник рисовать?

— Станет, — отрезал Эндан, пробираясь среди мебели и коробок с детскими вещами к Алисе, чтобы напомнить себе, что она действительно здесь стоит, а не примерещилась ему от одиночества. — и не один. Я выберу.

В итоге Алису рисовали трое — чуть с разных ракурсов. К счастью, ей было несложно просидеть несколько часов за сериалом, благо Эндан купил себе домой такое же потрясающе удобное кресло, как в клинике, с подставкой для вытянутых ног. У Алисы в нём сразу улучшалась осанка, и Эндан только что не прыгал от радости, потому что ему удалось ещё в чём-то позаботиться о своей Рябинке.

В итоге все три портрета оказались настолько хороши, что выбрать он не смог, и повесил один в гостиной, другой в спальне, а третий — в своём кабинете во дворце. Правда, тот, что в спальне, потом перевесил в библиотеку, где иногда работал из дома, а то в своей спальне он почти не ночевал и красоты не видел.

— Ого ты осмелел! — воскликнул брат, зашедший посреди рабочего дня к Эндану в кабинет с двумя чашками кофе.

— Ты о чём? — нахмурился Эндан. Он за собой никаких смелых жестов не замечал.

Брат кивнул на портрет и поставил чашки на стол.

— Оторвой своей хвастаешься.

Эндан похолодел. Конечно, вешать портрет там, где его все могут увидеть — это хвастовство и есть. И пусть это картина, а не фотография, она довольно точно передаёт внешность Алисы, да и само по себе хвастовство — отчаянный риск сглаза. Как же Эндан об этом не подумал⁈

— Ох ты ж, зря я сказал, — протянул брат, окидывая Эндана кислым взглядом. — Ладно, ты не бери в голову, ну или, не знаю, занавесочку накинь сверху. Будешь любоваться, когда никого нет.

Сказал и фыркнул в кулак.

А Эндан понял, что у него не поднимется рука спрятать Алисино лицо. Именно на этом портрете она так сияла радостью, смотрела так тепло и благосклонно… Один взгляд на неё между делом наполнял Эндана уверенностью, что всё будет хорошо. Она как будто каждый раз обновляла своё обещание. Она справится. И он справится вместе с ней.

Когда в следующий раз Хотон-хон завела разговор о снотворном, Эндан решительно помотал головой.

— Я смогу.

О, сколько раз он пожалел об этом решении!

Ну, почти пожалел. Сидя на комфортной кушетке в зоне ожидания Дома целителей, Эндан ругал себя на чём свет стоит — и за то, что вообще отважился заинтересоваться женщиной, и за то, что, не обуздав свои желания, посмел прикоснуться к ней, и за то, что не был рядом с ней каждую минуту с тех пор, и за то, что не вырубил себя кирпичом по макушке, когда всё началось. Ругал, но внутри себя, если раскопать очень глубоко, он знал, что благодарен. За то, что его жизнь перевернулась с ног на голову. За то, что теперь у него было будущее. Было ради чего стараться, ради чего вставать с постели утром и к чему возвращаться с работы вечером.

Когда-нибудь потом он перетянет бормол и признается себе и всем вокруг, что для него на самом деле важно, но пока… Пока что он просто сжимал край кушетки и зубы, дышал и не выл в голосину, усилием воли не воображал кровавых сцен и не думал, что делать с вещами Алисы, если… Не думал!!! Вдохнув поглубже, он снова задумался о пристройке и признался себе, что не организовал её до сих пор, потому что хочет забрать Алису со всем бутором к себе и не выпускать из вида. Он не решался ей об этом сказать, боясь, что она снова увидит в нём своего отца, но сопротивляться становилось всё тяжелее. А после сегодня будет ещё хуже — Эндан же проявил невообразимую смелость, он сидит тут и практически совсем не боится, не говоря уже о том, что в обморок не падает! И после такого подвига его душа потребует награду…

— Заходи, — позвала Хотон-хон из-за открывшейся двери.

— Эй, — брат пощёлкал пальцами у него перед лицом. — Не отъезжай, нормально всё. Давай иди, твоя ждёт.

Он на всякий случай помог Эндану встать, хотя тот вроде бы не падал. Ну подумаешь, косяк немного задел плечом…

Алиса не спала, а полулежала на больничной кровати и улыбалась, прямо как на портрете. У неё в руках шевелился кто-то маленький.

— Тихо ты, не упади на неё! — Брат оттянул его за шиворот и усадил на какой-то стул. Эндан ничего вокруг не видел.

— Это девочка! — радостно сообщила Алиса. Живая, настоящая. Пережившая самый страшный страх Эндана. — Эй, ты чего расстроился? Ты мальчика хотел, да?

— Нет, — выдавил Эндансквозь слёзы, склоняясь к ней, пристраивая голову ей на плечо так, чтобы видеть маленькое личико, выглядывающее из пелёнок. — Я тебя хотел. Сохранить тебя.

— У тебя получилось! — объявила Рябинка, почёсывая его за ухом.

— Это не у меня, — прошептал Эндан. — Это у тебя получилось.

— Мм-мм — завозила головой по подушке Алиса. — Именно у тебя! Ты за меня молился, ты обо мне заботился, и твоя магия сработала!

Эндан приподнялся, чтобы заглянуть ей в лицо. Смеётся ведь? Смеётся… И пускай смеётся. Так хорошо.

— Хочешь подержать? — с азартом спросила Алиса, приподнимая свёрток. Тот задрыгал ножками в пелёнке.

— Спрашиваешь, — улыбнулся Эндан. — Спросила бы лучше, как ты потом её у меня отберёшь.

— Есть захочет, сам отдашь. Вот так, под голову. Лиза… Ой, а где все?

Эндан даже оглядываться не стал. Держать младенцев ему приходилось на Прерии, когда помогал их мамашам заполнять документы. Слушал объяснения, повторял позы, а у самого душу высверливало, как бутылочную пробку штопором. В первый момент он снова это почувствовал, а потом понял: всё, больше страдать не о чем, это же его ребёнок! Его собственный, его дочечка, и её не надо будет потом