После долгого ожидания всех пригласили в Георгиевский зал. Туда же внесли императорские регалии – печать, меч, знамя, державу, скипетр и корону. Следом шел государь, за ним – обе императрицы, великие князья. Шествие направилось к царскому трону, над которым возвышался балдахин из красного бархата.

По окончании молебна все заняли свои места. Николай II, стоявший до этого посреди зала, «легко и величественно направился к трону, взошел по красным его ступеням и сел на престол. Через спинку трона наброшена императорская порфира». По знаку государя министр императорского двора и уделов барон В. Б. Фредерикс поднялся по ступеням и с низким поклоном подал ему бумагу. Николай II, взяв ее, встал и начал громко, внятно и медленно читать свою речь, обращенную к думцам. В ней он выразил надежду, что они станут ему верными помощниками в деле укрепления российской государственности. Для великого князя слова императора стали откровением:

Чем дальше он читал, тем сильнее овладевало мною волнение, слезы лились из глаз. Слова речи были так хороши, так правильны и звучали так искренно, что ничего нельзя было бы добавить или убавить. В них было и величие, и вера в светлое будущее России, и любовь к народу, и желание видеть его счастливым.

Закончил государь свою речь словами: «Бог в помощь мне и вам». После этого шествие тронулось в том же порядке обратно.

Впечатление Константина Константиновича от речи императора – восторженное. Мнение о ней С. Ю. Витте лишено эмоций. К нему стоит прислушаться:

…Государь император сказал слово весьма государственное и разумное. Жаль, что некоторые из указаний его величества были не выполнены по точному их смыслу.

Первая «всенародно» избранная Дума просуществовала немногим более двух месяцев – с конца апреля по июль 1906 года. Состоялась всего одна сессия. В Думу входили представители разных политических партий: кадеты, октябристы, социал-демократы, «трудовики» (представители аграрной трудовой партии России)… Председателем Думы стал кадет, профессор Московского университета по кафедре римского права Сергей Андреевич Муромцев.

С первых же дней работы российского парламента подавляющее большинство депутатов заявило: представительное учреждение народа России, даже избранное на основе недемократического избирательного закона, не будет мириться с произволом и авторитарностью исполнительной власти. У Константина Константиновича многие требования думцев вызвали разочарование, а порой и гнев. Свои чувства и мысли он поверяет дневнику:

О, какое томление духа и сколько опасений за будущее возбуждает эта Дума! Не будет ли она терять время в пустозвонной болтовне крайнего направления, пренебрегая делом? Чего доброго ждать от так называемых «лучших людей», от якобы представителей народа, от деланной Государственной думы…

В ответ на тронную речь Николая II 5 мая 1906 года Дума приняла адрес, в котором потребовала амнистии политическим заключенным, реального осуществления политических свобод, всеобщего равенства, ликвидации казенных, удельных и монастырских земель… В этот же день великий князь пишет: «Ответ Думы на тронную речь – гадость. Дума – очаг революции».

Через восемь дней председатель Совета министров И. Л. Горемыкин решительно отверг все требования депутатов Думы, которые в ответ на это приняли резолюцию о недоверии правительству и потребовали его отставки. Министры объявили Думе бойкот и демонстративно внесли в нее свой первый законопроект – об ассигновании 40 029 рублей 49 копеек на постройку пальмовой оранжереи и сооружение прачечной при Юрьевском университете. Дума ответила градом запросов. Великий князь так комментирует действия депутатов: «В Думе процветает та же революция и не слышно ни одного разумного слова».

Немалая часть депутатов, прежде всего от крестьянства, стремилась претворить в жизнь идею отчуждения земли от помещиков в пользу крестьян. Правительство же всячески сопротивлялось, не позволяя думцам даже обсуждать этот вопрос. Константин Константинович разделял реформаторские взгляды своего отца и считал, что крестьян нужно наделять землей. И он знал, что император собирался внести изменения в существующую систему землевладения, но этому помешал ряд обстоятельств. И в отказе от решения земельного вопроса он был склонен винить именно депутатов Думы:

Если бы Дума занялась вопросами благоустройства крестьянства и нуждами просвещения, можно было бы надеяться, что она будет делать дело. По началу уж видно, что этого не будет.

…В мае главный начальник военно-учебных заведений отправился с инспекторским смотром в Варшаву в связи с первым выпуском кадетского корпуса. Наблюдения за российской действительностью во время поездки, информация, почерпнутая из газет, – все это действует на Константина Константиновича крайне удручающе. «По всей России – политические убийства, грабежи с захватом денег на цели революции, взрывы бомб, бесчинства. В Думе чувствуется та же революция». А тут еще бунт среди преображенцев! «Какой ужас! Пропал Преображенский полк. Я плакал слезами стыда и глубокого горя!.. Что за срам!»

Вернувшись в столицу, великий князь все больше убеждается в том, что большинство депутатов Государственной думы просто не в состоянии решать назревшие политические вопросы. Многие из них в свободное от заседаний время митинговали на заводах, некоторые просто пьянствовали. Но думцы по статусу были неприкосновенны, и полиция никого из них не трогала. Многие считали: Думу необходимо распустить. Это лишь вопрос времени. Другие, к числу которых относился и великий князь, полагали, что «Думу лучше не трогать и дать ей самой провалиться в общественном мнении».

Первая Дума просуществовала всего 72 дня, приняв за это время 391 запрос о незаконных действиях правительства, и была распущена указом Николая II от 8 июля 1906 года. В историю она вошла как «Дума народного гнева». С. Ю. Витте дал более точное определение, назвав ее «Думой общеизвестного увлечения и государственной неопытности».

Впоследствии была созвана вторая, а потом третья и четвертая Государственная дума, но отношение к ним великого князя Константина Константиновича не претерпело особых изменений. Как истинный сын своего класса, выступавший за незыблемость самодержавия, он всякий раз приветствовал решение о роспуске парламента. 3 июня 1907 года в его дневнике появляется красноречивая запись: «Дума распущена… Итак – государственный переворот. Истинно русские люди могут вздохнуть свободнее».

Пользы от деятельности депутатов он не видел. Впрочем, стоит ли осуждать великого князя за столь явную политическую близорукость? С рождения его отделяла пропасть от тех людей, которые заправляли делами в Думе. Ему, «баловню судьбы», никогда не нужно было в поте лица своего зарабатывать на кусок хлеба, как делали это с юности многие депутаты. Но вины его в этом нет. Так сложились обстоятельства, раз и навсегда сформировав мировоззрение. Поэтому постараемся увидеть в этом человеке то хорошее, что, несомненно, в нем было. Тем более что он вновь обращается к творчеству, готовясь подняться на ту вершину, которая уготована ему судьбой.

Сложная политическая обстановка в стране пагубно сказалась на состоянии здоровья великого князя. Но, несмотря на необходимость лечения и связанные с ним разъезды, Константин Константинович не терял присутствия духа, и творческая его энергия ничуть не ослабевала. Многие годы он занимался переводом драмы Ф. Шиллера «Мессинская невеста», которая, по его мнению, «превосходит все созданное Шиллером». Свой труд К. Р. посвятил памяти матери – великой княгини Александры Иосифовны, которая, наряду с отцом, оказала когда-то заметное влияние на формирование литературных пристрастий сына. Недаром в переводческой деятельности Константина Константиновича большое место занимает немецкая классика – кроме драмы Ф. Шиллера он закончил в 1910 году перевод драмы И. В. Гете «Ифигения в Тавриде», который сопроводил обширным очерком «Гете и его „Ифигения“».