Всего несколько лет назад немецкая официальная пропаганда провозгласила новый лозунг: «Германская наука на службе войны». Но, несмотря на то, что денежные вливания и специальные привилегии атомный проект получил лишь в надеже на использование его плодов в военных целях, профессор Герлах без малейших колебаний направлял все эти средства на общее развитие германской науки. Для него, должно быть, новый лозунг звучал несколько иначе: «Война на службе германской науки».

Когда спустя два месяца, в мае 1944 года Герлах приступил к работе над бюджетом германской атомной программы на очередной финансовый год, он планировал выделить научным учреждениям еще более скромные суммы. Так, никто не получил более 65 тысяч рейхсмарок, суммы, выделенной лаборатории профессора Боте в Гейдельберге. 20 тысяч рейхсмарок должна была получить лаборатория быстрых нейтронов профессора Штеттера в Вене. Докторам Раевски и Штарке вместе было выделено 24 тысячи; Рицлеру – 25 тысяч. Все эти ученые работали над применением результатов ядерных исследований в области биологии. Доктор Дибнер с его лабораториями в Готтове получал 50 тысяч рейхсмарок; не менее 46 тысяч было предназначено профессору Гану для его исследований химических свойств урана. Весь запланированный профессором Герлахом бюджет программы составлял 3,6 миллиона рейхсмарок[41].

Из 3 миллионов рейхсмарок, предусмотренных бюджетом программы на прошлый год, примерно полмиллиона не были израсходованы[42].

Поэтому с учетом этой суммы Герман Геринг подписал необходимые распоряжения о выделении профессору Герлаху для работ в рамках его программы до конца мая еще 3 миллионов рейхсмарок с четвертью.

Еще в те времена, когда проект имел высший в Германии приоритет, а в Институте физики имени кайзера Вильгельма еще царили профессор Позе и доктор Дибнер, там, в Берлин-Далеме, были начаты работы по строительству подземного бункера для уранового реактора. Бункер был достаточно велик для того, чтобы, когда придет время, вместить первый опытный реактор «нулевой энергии». При этом был полностью учтен опыт предыдущих экспериментов в «Вирус-Хаусе»: стены, пол и потолок толщиной почти два метра были выполнены из прочного бетона. Предполагалось, что такой толщины будет достаточно для защиты от радиации, которая будет создана в реакторе при достижении критической массы уранового топлива. Кроме того, само собой разумеющимся было, что большая подземная лаборатория не должна пострадать даже при прямом попадании самых мощных из имевшихся в то время обычных авиационных бомб.

До ранней весны 1944 года в немецких документах было очень мало ссылок на то, как велось строительство подземного сооружения в институте в Далеме. Из дневника профессора Гана мы узнаем, что министр Шпеер утвердил строительные работы в июне 1942 года. В ноябре того же года профессор Эсау в докладной записке руководству отмечает, что его ближайшему советнику Альберту Фоглеру удалось добиться того, «что было бы недоступным для любого из нас, простых смертных»: присвоения проекту высшего государственного приоритета DE. В течение всего 1943 года Эсау периодически упоминает в своих отчетах, что ждет времени, когда можно будет начать первые эксперименты на реакторе, установленном в бункере. И вот, наконец, объект готов.

Бункер выглядел впечатляюще. Даже в июле 1945 года, когда там побывал руководитель американской разведывательной миссии и оттуда уже было вывезено все научное оборудование. «Все говорило о том, что когда-то объект был прекрасно оснащен, – вспоминал этот человек, – мне вспомнилась примитивная обстановка в подвальном помещении Колумбийского университета, в котором начинал свои работы Энрико Ферми. Даже пустая лаборатория в Берлине по сравнению с тем, где работал Ферми, казалась верхом совершенства».

На полу бункера находилась круглая реакторная яма, похожая на небольшой бассейн, сверху которой была установлена электрическая лебедка. Бункер был оборудован специальной насосной установкой, вентиляцией и складским помещением для хранения стальных емкостей с тяжелой водой. В отдельном помещении, которое так и не было достроено, находился цех по очистке тяжелой воды от примесей. Радиоактивные газы должны были выводиться с помощью мощных кондиционеров. Кроме того, имелась система дистанционного управления механизмом, с помощью которого урановые пластины должны были помещаться в реактор и извлекаться оттуда. Наблюдение за работой реактора велось через защищенные слоем воды двойные иллюминаторы. Таким образом, угроза радиоактивного заражения была сведена к минимуму. Вход в лабораторию из соседних помещений, где проводились опыты с ураном и тяжелой водой, осуществлялся через двойные стальные герметичные двери.

Именно в этом бункере ученые Института физики имени кайзера Вильгельма и Гейдельбергского института работали над созданием первого большого реактора, работавшего на тяжелой воде. Прошло четыре года с тех пор, как доктор Баше обратился к военному командованию с призывом объединить все исследования в области ядерной физики под крышей института в Берлин-Далеме. Похоже, что такие времена наступили.

В ту зиму ВВС Великобритании вновь сосредоточили усилия на воздушных рейдах против столицы Третьего рейха, и каждую ночь в небе Берлина разносился вой сирен воздушной тревоги. Ученые, у которых не было семей, включая самого профессора Гейзенберга, переселились в подземную лабораторию, где работали над урановым реактором ночи напролет. Однако сложившиеся обстоятельства не позволяли полностью сосредоточиться на работе. Эксперименты на берлинском реакторе затянулись до лета, а достигнутые успехи были весьма скромными.

Новый реактор в бункере строили под руководством ученых группы Карла Вирца. К тому времени эксперименты в лаборатории в Готтове явно продемонстрировали преимущество применения урановых кубов, по сравнению с пластинами. Однако «в целях сохранения методики» в первом берлинском реакторе вновь последовательно располагали слои пластин урана и тяжелой воды. Как и прежде, цилиндрический корпус реактора высотой 124 сантиметра и такого же диаметра был изготовлен компанией «Bamag-Meguin». Корпус был выполнен из очень легкого сплава магния, обладавшего низкими характеристиками поглощения нейтронов. В реакторе применялись четыре вида урановых пластин весом от 900 до 2100 килограммов. Они располагались горизонтальными слоями и отделялись один от другого прокладками из магния. Затем корпус помещали в реакторную яму, заполненную водой, и в него наливали 1,5 тонны тяжелой воды.