К тому моменту, когда камень вернулся в свое обычное состояние, в образовавшуюся дыру мог протиснуться и сам Дионисий, и такая худенькая девочка, как Зо.

Помещение, в которое он попал, оказалось одной из Хаемоновых кладовых. Другое зрение позволило Дионисию разглядеть глиняные амфоры и укрепленные в камнях огромные пузатые пифосы. Другое чувство подсказало, что Зо жива и находится совсем рядом.

Стараясь не шуметь, он пробрался к двери, преграждавшей вход в подвал. Закусив от боли губы, лишенными кожи пальцами откупорил сосуд, капнул на камни, держащие петли зелье, нажал. Дверь, оставшись без опоры, начала проваливаться, он успел просунуть руку, подхватить…

В подвале было душно и тихо. Задыхаясь от волнения, Дионисий спустился по неудобной неширокой лестнице.

Зо, маленькая, неподвижная, лежала в углу. Свет вокруг ее тела был такой же маленький и неподвижный. Но он был!

Дионисий подбежал, упал на колени. Дотронулся до ее плеча. Позвал:

– Зо!

Она вздрогнула, подняла голову:

– Я не скажу. Я ничего не скажу.

– Зо, это я, Дионисий. Я пришел за тобой! – пояснил он, догадавшись, что в полной темноте остался неузнанным.

– Ты?! Это ты?! Я знала, что ты придешь за мной! Забери меня отсюда, Дионисий. Мне очень больно и страшно.

Сглотнув слезы, он наклонился, прижался щекой к ее волосам.

– Ты сможешь встать?

Она снова пошевелилась. Поднялась на колени. Выпрямилась. И вдруг засмеялась – неожиданно, тоненько, светло:

– Посмотри, боги помогают мне. Я уже стою!

– Тогда сделай несколько шагов, – попросил он.

Зо шагнула, пошатнулась. Дионисий подхватил ее, совсем легкую, прижал к себе.

– Молодец! Немного – и ты окажешься как раз рядом с лестницей, которую нам с тобой предстоит преодолеть. Я помогу тебе. Сможешь?

– Не знаю… Я постараюсь.

Почувствовав, как подломились ее ноги, он взял девочку на руки, понес наверх.

– Всё, Зо, почти всё закончилось! Вон видишь ту дыру, в которую льется ночной свет? Это путь к свободе. Нам бы только добежать до моря и где-нибудь в скалах дождаться рассвета. А на рассвете придет Ориген. Он поможет, обязательно поможет.

– Да, да! Так и будет! – Зо тихонько заплакала.

Дионисий опустил ее на пол.

– Ползи первая. Я за тобой.

Она просунула голову в дыру, оттолкнулась ногами и вдруг сдавленно вскрикнула.

– Рука! Моя рука! Она болит невыносимо. Мне не выбраться на улицу, Дионисий.

– Не выбраться? Ты ошибаешься. Ничто не помешает нам покинуть этот дом. Сейчас… Я сейчас… Ты только слушай меня, обязательно слушай!

Он приложил пылающую ладонь ко лбу девочки, сосредоточился, забормотал:

– Асклепий, Дева! О помощи прошу! Пусть боль покинет это тело. Боль уходит… уходит… Боли нет. Совсем нет… – Затем первым протиснулся в дыру, протянул к Зо руки: – Иди ко мне. Не бойся!

Когда они выбрались, на улице, рядом с домом и в самом доме было все так же тихо.

Бежать Зо не смогла: заговора хватило ненадолго. Стараясь не стонать, она пошла, медленно переставляя непослушные ноги. Когда запахло гниющими на берегу водорослями, Дионисий, до последнего момента боявшийся погони, вздохнул с облегчением:

– Всё, хорошая моя!.. Мы дошли. Дошли!

Зо, державшаяся из последних сил, пошатнулась, начала оседать. Он подхватил ее и, боясь уронить, ощупывая ногой каждый камешек, стал спускаться к морю.

* * *

– Тася, здравствуй! Привет, Евграф! Вообще-то наши занятия перерывов не любят. Чувствительность теряется, поле плохо формируется. Поэтому давайте-ка без пропусков и опозданий. Договорились? Занимайте места. – Виталик с подобающим выражением лица кивнул на свободные камни.

«Явились! Наконец-то! Из-за этого Люсьениного гаденыша одни убытки. Ходила девчонка себе исправно и ходила. Вечер – полсотни. Может, цену поднять? Нет. Разбегутся…»

– Извините, так получилось, – смутилась Тася.

– Извиняю. Постарайся, чтобы не получалось дальше.

Он обвел взглядом смотрящих на него женщин, улыбнулся каждой, негромко начал:

– Открываем все каналы приема и передачи энергии. Наполняем китайские меридианы. Дышим спокойно, представляя, как свежая чистая энергия входит в вашу верхнюю чакру.

Убедившись, что глаза у всех закрыты, команды выполняются, Виталик сквозь ресницы мельком глянул на Евграфа. Нестерпимо захотелось, как в прошлый раз, нырнуть в его мысли. Но зачем нарываться на неприятности? Вдруг мальчишка возмутится или окажется болтливым. Узнает Люсьена, за ней остальные…

Сегодня Евграф представлялся Виталику этаким огромным куском сыра под взведенной скобой мышеловки. Только к середине занятий удалось ему переключиться на Тасю. Хорошо, что девчонка в биоэнергетике – дубина полная. Ее можно было выкачать до дна, начиная от девчачьих секретиков и заканчивая… Да черт знает чем заканчивая!

«Погубит меня любопытство, погубит», – самовлюбленно подумал Виталик, подстраиваясь под излучения ничего не подозревающей Таси.

Информация снимается мгновенно. Едва войдя в резонанс, он знал всё. Не так ясно и полно, как хотелось бы: чужие мозги не компьютер. Но в том, что под водой лежат какие-то невероятные ценности и завтра на рассвете мальцы собираются их достать, сомневаться не приходилось.

С этого момента занятия для Виталика превратились в пытку. Группа требовала внимания, время ползло заснувшей улиткой, зато планы громоздились один на другой, мешали сосредоточиться. А сделать это нужно было срочно! Ведь и Евграф, по примеру своего инструктора, мог поинтересоваться его мыслями. И тогда… Нет, об этом лучше не думать.

Еле дождавшись окончания занятия, Виталик набрал мобильный номер, по которому звонить не любил, но все-таки звонил раза три, когда, припертый к стенке, не видел другого выхода. И назначил встречу. То, о чем он собирался говорить, никогда и никем по телефону не решалось. Не мог же он, как последний идиот, трубить на весь эфир: «Макс, есть выгодное дело. Мне нужен ты, а нам с тобой – незасвеченный ствол. Завтра. На рассвете».

* * *

Уже с утра было жарко. Столбик термометра дополз до тридцати двух.

– Курам на гриле прохладнее, – проворчал Евграф. Он волновался: получится ли отыскать мешок? И сгорал от любопытства: не каждому пацану попадают в руки вещи, которые могут повлиять на жизнь целой цивилизации. – Зато цикады надрываются, будто им прохладненько.

– У них нет выхода: у них любовь! – усмехнулась Тася.