– Я спрошу. Тася…

– Что?

– Тася, ты не будешь смеяться, если я тебе скажу?

– Постараюсь. Говори.

– Тася, мне кажется, Денису тоже становится радостно и солнечно, когда… когда я думаю о тебе!

₪ ₪ ₪

Ориген вышел из булевтерия[29], где снова говорил о преобразованиях, которые собирался осуществить еще с первого дня своего избрания на должность стратега.

Задумавшись, он успел сделать всего несколько шагов, когда от одной из двух статуй, стоящих рядом со зданием Совета, к нему рванулся человек. В руке, выброшенной из складок гиматия, что-то блеснуло. Ориген отшатнулся, понимая, что успевает разве что вскрикнуть…

И вдруг откуда-то сзади ломкий, но твердый мальчишеский голос уверенно произнес:

– Стой!

Человек замер. В одно мгновение его тело превратилось в еще одну статую. Только глаза продолжали жить, сообщая об изумлении, непонимании и ужасе.

Стратег с опаской забрал из окаменелых пальцев убийцы длинный острый клинок. Поднес к глазам. Кинжал снова хищно блеснул на солнце, обиженный, что ему не удалось войти в теплое человеческое тело. Ориген запоздало вздрогнул и только после этого обернулся.

Сзади, всего в нескольких шагах, стоял Дионисий. Бледный, осунувшийся. Губы его что-то нашептывали, лоб покрыла испарина, но застывшие глаза не отпускали лица нападавшего. Не переводя взгляда, мальчик выпалил скороговоркой:

– Ориген, сделай же что-нибудь! Силы мои на исходе, – и снова забормотал.

Стратег метнулся в булевтерий, громко позвал на помощь.

Когда убийцу увели, Ориген подошел к Дионисию.

– Что привело тебя сюда, мой друг? Удачное вмешательство – и я лишен возможности беседовать с Хароном! Благодарю. Я позабочусь, чтобы в городе узнали о твоем поступке.

– Это излишне… – тяжело вздохнул Дионисий. – Излишне и опасно. Нам нужно поговорить, Ориген! Немедленно!

– Твоя речь обрывиста, голос взволнован. Что-то произошло?

– Происходит. Ты только что убедился в этом. И будет происходить, причем ни тебе, ни народу Херсонеса это не понравится.

Ориген насторожился.

– Такие разговоры не начинают на городских улицах.

– Да, стратег. Но где-то его нужно начать. А как продолжить – зависит от тебя.

– Не могу привыкнуть к твоей зрелой манере строить фразы… Что ж… Мой дом – достаточно надежное место. Идем же.

Дом Оригена, расположенный на главной улице, мало отличался от дома Актеона и других знатных херсонеситов – в меру богат, удобен и красив. Во всем следуя принципам гармонии, стратег распространил их и на собственное жилище.

Пригласив Дионисия располагаться, Ориген приказал принести вина, сам опустился на тронос.

– Я готов слушать, мой друг.

– Есть ли необходимость напоминать тебе, по какой причине два дня назад праздничная процессия едва не превратилась в похоронную? – спросил Дионисий.

Их взгляды встретились.

– Я знаю о причинах.

– Тогда слушай внимательно. Возможно, следующие слова скажут тебе больше, чем мне, непосвященному в тайные дела полиса. В Керкинитиде у меня был учитель и друг. Ты знаешь о нем. Но знаешь не всё. Перед смертью Епифаний передал мне мешок с некими предметами, завещав хранить их пуще жизни. Сейчас мешок находится в Херсонесе. Мы – я и девочка, которая живет в доме Хаемона, – надежно спрятали его. В тот же вечер Зо исчезла. Это было два дня назад, однако найти ее не могут до сих пор. Никто не видел Зо ни живой, ни мертвой. Я спросил у рабыни Хаемона, что делает ее хозяин. Она ответила: улыбается.

А меня, Ориген, все эти дни тревожит одно и то же видение: каменный подвал, Зо… и униженный, переполненный печалью Херсонес, в центре которого на высоком постаменте возвышается статуя тирана. Улыбающегося тирана. Как ты думаешь, чья это статуя?

– Хаемона?

Дионисий кивнул.

Ориген осторожно спросил:

– Эти предметы… Что они принесут своему владельцу?

– Власть. Безграничную власть… Тот, кто воспользуется их силой, сможет сделать свой народ непобедимым и счастливым. Либо страдающим и несчастным. Уверен, ты понимаешь, от чего это будет зависеть. – Дионисий запнулся. – Вопрос в твоих глазах заставляет меня раскрыть несколько больше того, к чему я готовился вначале. Один из предметов – сосуд. Нескольких капель его содержимого достаточно, чтобы любые стены можно было резать, как бараний жир. – Стратег в ужасе отшатнулся. – Или создавать новые. Любой высоты, толщины и прочности. Я все сказал.

– И ты готов отдать это мне? – Голос Оригена дрогнул.

– Отвечу: пока нет. Но я вижу в тебе человека честного. К тому же в твоих руках собрались нити множества событий, о которых я не имею ни малейшего понятия. Поэтому, возможно… – Дионисий не докончил. Ответственность и страх мешали ему принять окончательное решение.

Прошло немало времени, прежде чем он снова заговорил:

– Теперь, зная цену моей тайны, сможешь ли ты сделать верные выводы и, если потребуется, начать действовать? Сейчас мне нужно от тебя одно: помоги найти Зо. Я чувствую, что она жива. Потом… Потом, возможно, я решусь отдать тебе сосуд.

Ориген поднялся. Его взгляд, прямой и печальный, сказал Дионисию много больше произносимых слов.

– Я услышал тебя, мальчик. И уже знаю, как буду действовать. Но для этого мне потребуется какое-то время. У стратега не бывает права бездоказательно обвинять кого-либо. Даже если это Хаемон, о замыслах которого нам известно немало.

– У Зо нет времени, Ориген! Впрочем, я понял тебя. Однако твои права никак не связаны с моими обязанностями. Я люблю Зо и буду действовать так, как посчитаю нужным. Когда сможешь, помоги.

Дионисий поклонился, прощаясь. Направился к выходу. Стратег поднял руку.

– Нет! Прошу, задержись… Мне говорили, что пророки могут видеть будущее так же ясно, как я сейчас вижу тебя.

– Иногда это удается.

– Скажи, не тщетны ли мои усилия сделать Херсонес великим городом? Что ожидает его впереди?

Дионисий прикрыл глаза.

– Однажды в видении мне явился город. Великолепный город. Его белые дома возносились к самому небу. На улицах росли деревья. По дорогам катились чудесные повозки…