Внезапный переход от яркого света к глубокой темноте подействовал на гостей короля и на него самого. Все замерли и были не в силах говорить. Бледный свет показался на стене, напротив короля, на том месте, к которому граф де Шароле сидел спиной. Этот свет, сначала слабый, стал усиливаться, и на этой светлой поверхности возникла картина.

Картина представляла парижскую улицу с большим зданием слева. Ришелье, Таванн, Креки и другие тотчас узнали улицу Тампль и особняк Субиз.

Улица была пуста. Вдруг появилось изображение молодой женщины почти в натуральную величину… Она бежала, как будто вне себя… В ту минуту, когда она пробегала мимо особняка, из окна выскочил человек, бросился на молодую женщину с кинжалом в руке и вонзил оружие ей в грудь… Молодая женщина упала…

Мужчина наклонился к ней, как бы затем, чтобы унести ее, но остановился и стал прислушиваться… Он посмотрел вдаль, потом попятился назад, затирая свои следы на снегу, и медленно отступил к стене особняка. Затем по стене он влез в окно.

Этот человек был высокого роста, у него были черные, длинные и густые усы, меховая шапка скрывала верхнюю часть лица. Он исчез в окне в ту минуту, когда к девушке подбежал молодой человек.

Молодой человек стал на колени возле молодой девушки… Свет освещал лица обоих.

— Сабина Дажé! — сказал король.

— И Таванн! — прибавил Ришелье.

— Чудо! — сказал Креки. — Это произошло именно так!

Свет погас, и лица исчезли в темноте. Представленное действие было так правдоподобно, что эффект был потрясающим. Свет опять появился на стене. Место действия сменилось: показалось кладбище, у которого стояла карета, запряженная парой лошадей, в дверце показалась женская головка, закутанная в мантилью. Человек в бархатной маске, весь в черном стоял возле кареты и разговаривал с женщиной. Шел сильный снег…

Раздался крик удивления — это вскрикнула маркиза Помпадур.

— Что с вами? — спросил король.

— Ничего… государь… — ответила фаворитка. — Удивление… Изумление… Все это так странно…

Свет померк, живая картина исчезла на стене. Вокруг стола было еще темно.

— Но в этой картине не было ответа на мой вопрос, — сказал король.

— Государь, — ответил Сен-Жермен шепотом, — духи не всегда тотчас повинуются, часто я вынужден подчиняться их прихоти и ждать, когда они захотят рассказывать.

Отступив назад, граф прошептал какие-то странные слова.

Свет мало-помалу стал прибавляться. Можно было увидеть сероватое небо, покрытое тучами. Вот тучи разошлись, показалась веселая местность и многочисленная армия: кавалерия, инфантерия и артиллерия проходили через горы и реки.

На первом плане виднелась блестящая группа, в центре которой находился всадник в позолоченном вооружении. В зале все вскрикнули: это был маршал Саксонский. Вокруг его головы блистал ореол славы… Но тучи сомкнулись под громкие крики одобрения.

— Это очаровательно! Это ослепительно! — говорила маркиза Помпадур.

— Как объяснить это видение? — спросил король.

— Для духов нет ничего невозможного, государь, — ответил Сен-Жермен.

Тучи снова разошлись, на этот раз все присутствующие встали с восторгом. Это был как бы апофеоз. На золотом троне под лазурным небом, усыпанным звездами, сидел Людовик XV в королевской мантии, держа в руке обнаженный меч, вокруг трона стояли офицеры и маршалы, лица которых можно было узнать. По правую руку трона находилась победоносная французская армия, солдаты махали шляпами и знаменами; по левую — безоружные английские солдаты на коленях. Перед престолом стоял маршал Саксонский, подававший одной рукой королю французское знамя, а другой — английские знамена.

— Да здравствует король! — закричал Ришелье в порыве энтузиазма.

— Да здравствует король! — повторили все.

— Государь, — сказал Сен-Жермен, — 11 мая эта картина осуществится.

— Я обязуюсь, — прибавил маршал громким голосом.

— В этот день, граф де Сен-Жермен, — сказал Людовик XV, — я исполню просьбу, с которой вы обратитесь ко мне.

— Вот будущее, государь, — продолжал Сен-Жермен, — а теперь вот и настоящее!

Золотые облака окружили великолепную картину, и свет тотчас погас.

Наступило продолжительное молчание. Тучи разошлись, и в комнате со стенами, совершенно позолоченными, показалась большая ванна из черного мрамора. Ванна стояла таким образом, что можно было видеть ее содержимое. В этой ванне была красная жидкость — кровь.

В нескольких шагах от этой ванны лежало тело молодой девушки со вскрытыми венами и с широкой раной в груди.

Человек с большими усами, во всем похожий на того, который в первой картине выскочил из особняка Субиз и напал на молодую девушку, стоял возле тела и собирал в вазу человеческую кровь, которую затем выливал в ванну. В этой ванне, погрузившись по шею, сидел другой человек. Его голова была отчетливо видна.

Крик ужаса и негодования раздался в зале: в человеке, сидящем в ванне, присутствующие узнали графа де Шароле. Свет исчез, страшная картина пропала, потом пламя пробежало у потолка и зажгло постепенно все свечи.

Яркий огонь, осветив столовую, как будто возвратил к жизни всех, сидевших за столом. Вздох облегчения вырвался из уст присутствующих. Сен-Жермен, стоявший напротив короля, низко ему поклонился.

— Государь, — сказал он, — духи ответили.

Король был очень бледен, и молния негодования сверкала в его глазах.

— Вы, Шароле! Вы? — воскликнул король, бросив на графа сверкающий взгляд.

— Государь! — ответил принц Бурбон. — Или этот человек сумасшедший — и тогда надо его простить, или он насмехается над вашим величеством — и тогда надо его наказать.

— Поклянитесь вашей честью, принц, — сказал граф де Сен-Жермен, — что обвинение несправедливо, и тогда я признаю себя или сумасшедшим, или гнусным лжецом.

— Мне нечего ответить на эти слова, — заявил граф.

— Почему же?

— Потому что я не желаю принимать участия в шарлатанстве.

— Я исполнял приказание короля, — возразил Сен-Жермен. — Я сожалею, что дух явился в вашем облике, но духи не ошибаются никогда.

— Государь! — обратился граф де Шароле к королю. — Этот человек забывает, с кем говорит.

— Я с вами не согласен, — сказал король тоном, который заставил побледнеть присутствовавших. — Граф де Сен-Жермен не забывает, с кем говорит, он напоминает вам приказание, которое я ему отдал.

— Но к чему это обвинение?

— Справедливо оно или ложно — вот в чем вопрос. Вы должны ответить на него.

— Я повторяю, — продолжал Сен-Жермен угрожающим тоном, — пусть его высочество поклянется честью принца, что он не принимал ванны из человеческой крови, и я объявлю себя самым презренным из людей, и пусть меня накажут пыткой.