Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы не со мной, Сен-Жермен? — спросил д’Аржансон своего спутника.
— Нет, вы возвращаетесь в Париж, а я еду в Брюнуа.
— К Парису?
— Да, это один из моих банкиров, и он взял с меня обещание провести у него сегодняшнюю ночь и завтрашний день.
— Располагайте собой завтра только до трех часов.
— А позже?
— Окажите мне честь и дружбу быть у меня.
— Вы хотите поговорить со мной?
— Да, завтра, в четыре часа, непременно.
— Я буду у вас.
— Благодарю.
Они пожали друг другу руки. Д’Аржансон встал на подножку кареты и, не выпуская руки графа, добавил:
— Вы должны быть довольны, дорогой граф. Не думаю, чтобы вы могли желать себе более блестящего вступления в свет. Через сорок восемь часов ваше имя будет у всех на устах. Король хочет видеть вас снова, маркиза де Помпадур находит вас очаровательным — это триумф!
Сен-Жермен улыбнулся и промолчал, д’Аржансон в последний раз пожал ему руку и сел в карету, которая быстро покатилась с конвоем кавалергардов.
Подъехала вторая карета, Сен-Жермен вскочил в нее. Выехав из Шуази, карета графа повернула направо по дороге в Монжерон.
Ночь была темная. Прошло четверть часа после того, как карета отправилась в путь, когда раздалось пение петуха. Карета тут же остановилась, дверца отворилась, и человек, вышедший из леса, сел в нее; лошади тотчас поскакали галопом.
— Ну что? — спросил незнакомец из леса, устраиваясь на передней скамейке.
— Тот, кто пытался убить Сабину, — русский князь Тропадский.
— Вы в этом уверены?
— Сегодня я в этом убедился окончательно.
— Все удалось?
— Бесподобно.
— Король доволен?
— В восхищении.
— Я хорошо приготовил все, хорошо исполнил ваши приказания?
— Любезный В, я сам не смог бы сделать лучше — этим сказано все.
— Так это князь? — продолжал В после некоторого молчания.
— Да.
— Стало быть, это он похитил Нисетту и убил ее?
— О нет! Женщина в ее платье, найденная в карете в Сене, не Нисетта, а какая-то неизвестная, обезображенная специально, чтобы обмануть нас.
— Но если она и жива, она не в Париже.
Сен-Жермен печально покачал головой.
— Чудо, что Сабина сумела спастись на этот раз! — сказал он.
«Кукареку!» — донеслось из леса.
Карета доехала до Сенарского леса. В наклонился и посмотрел в окно. Всадник скакал во всю прыть.
— Черный Петух! — сказал В.
— Расспросите его, — сказал граф.
В подался вперед. Всадник остановился у дверцы.
— Где Шароле? — спросил он.
— В Буасси-Сен-Леже, в первом доме налево по Шарантонской дороге, — ответил Черный Петух.
— А его карета?
— Вернулась пустая в Париж.
В обернулся к Сен-Жермену.
— В Монжеронский домик! — приказал тот поспешно.
Наступила полночь. В этот самый час в Буасси-Сен-Леже, в том самом доме, на который указал Черный Петух, два человека не спеша прохаживались по темной аллее сада и тихо беседовали.
— Этот человек должен обязательно погибнуть, — говорил один из собеседников.
— Он погибнет! — ответил другой. — Он будет побежден, разбит, уничтожен!
— А де Шароле?
— Будет мне служить так, как я захочу.
— Где Нисетта?
— Она там, где и должна пребывать.
— Что делать с Сабиной?
— Когда брат ее уедет, а он уезжает завтра, она опять попадет в наши руки и на этот раз не спасется!
— А он сам?
— Умрет под пыткой!
— Мы восторжествуем!
— Восторжествуем! Двадцать лет назад я поклялся в этом на могиле, из которой ты меня вытащил и возвратил к жизни и мщению!
На дороге из Валансьен в Турне в первых числах мая виднелись тысячи мундиров, лошадей, пушек, повозок, телег — это двигалась французская армия, отправлявшаяся на войну. День был чудный, небо безоблачно, вся окрестность имела яркий изумрудный оттенок, свойственный весне.
Раздалась команда:
— Стой!
Отряд немедленно остановился. Сержант Тюлип, шедший впереди, желая, чтобы его люди несколько часов отдохнули, направил их в близлежащий лесок. Через несколько минут после того, как отряд вошел в лес, был разведен огонь, и солдаты в ожидании завтрака разлеглись на траве.
По дороге, которую только что оставили французские лейб-гвардейцы, проезжали фургоны, телеги, повозки.
— Э-эх! — сказал сержант со вздохом. — Как нам не хватает вина, а ведь оно вот в этих подвижных ящиках и находится.
— Это фургоны королевского дома, — заметил барабанщик.
— А под повозкой-то, глядите, корзина с бутылками! — воскликнула маркитантка Нанон, переглянувшись с сержантом.
Заинтересовавшая солдат повозка подъехала прямо к маленькому леску и вдруг остановилась.
— Слушай, Нанон, — сказал сержант, подавая ей свою трубку, — ты ее сохранишь, если я завтра буду убит, не правда ли? — Затем, обращаясь к подъехавшим поставщикам — фуражирам королевского дома, сказал: — Кстати, в качестве кого следуете вы за армией?
— Я поставщик одежды, — ответил Рупар, — поставляю рубашки и панталоны.
— А ваша супруга сопровождает вас?
— Как видите.
— А вы, сударыня? — обратился он к Арманде Жонсьер.
— Я торгую духами, — ответила та.
— На войне не пользуются духами, мадам!
— Я не еду торговать.
— У вас увеселительная прогулка?
— Я провожаю девушку, которая едет с отцом.
— Дочь солдата?
— Нет, дочь королевского парикмахера Дажé.
— И парикмахер едет с армией? — удивилась Нанон.
— Конечно, поскольку едет король.
— Вот оно как, — сказал сержант, — но зачем же парикмахер взял с собой дочь?
— Она захотела повидаться с братом, который служит солдатом, — ответила Урсула Рупар.
— В каком полку? — спросил сержант Тюлип.
— В гренадерском, в роте графа д’Отроша.
— В роте графа д’Отроша? Я вчера поила его солдат, — сказала Нанон.