отличался от обычного деспотизма декларированием соблюдения законов, одинаковых для всех подданных. Теоретические основы просвещенного абсолютизма были разработаны выдающимися деятелями французского просвещения Монтескье, Вольтером, Д’Аламбером, Дидро и др. Эти просветители умеренного крыла призывали к эволюционной, без потрясений, смене общественно-экономических отношений, что устраивало монархов Европы и способствовало возникновению союза королей и философов, способного, как полагали короли, предотвратить угрозу их тронам. Идеи просвещения разделяли прусский король Фридрих II, шведский король Густав III, австрийский император Иосиф II и др. […]». В конце 1766 года императрица «приступила к осуществлению важнейшей акции своего царствования — созыву комиссии для составления нового Уложения. Уложенная комиссия, созванная Екатериной, отличалась от предшествующих, по крайней мере, тремя особенностями: более широким представительством — право избирать депутатов, было предоставлено дворянам (по одному депутату от уезда), горожанам (по одному депутату от города), государственным и экономическим крестьянам (по одному депутату от провинции при трехступенчатых выборах: погост — уезд — провинция), оседлым «инородцам» (тоже по одному депутату). Кроме того, каждое центральное учреждение посылало в Комиссию по одному своему представителю. Таким образом, права избирать депутатов были лишены крепостные крестьяне, составлявшие большинство населения страны, а также духовенство. В итоге в Уложенную комиссию было избрано около 450 депутатов, из коих 33 % составляли выборные от дворянства. 36 % — выборные от горожан, около 20 % — выборные от сельского населения, 5 % — правительственные чиновники. Если учесть, что чиновники являлись дворянами, а некоторые города и государственные крестьяне избирали депутатами дворян, то удельный вес дворянства в Уложенной комиссии, составлявшего 0,6 % населения страны, значительно повысится. Депутатам предоставлялись существенные льготы и привилегии: помимо жалованья, выдававшегося сверх получаемого на службе, депутаты до конца дней своих освобождались от смертной казни, пыток и телесных наказаний; имения депутатов не подлежали конфискации sa исключением случаев, когда надлежало расплатиться за долги; решение суда относительно депутатов не приводилось в исполнение без благословения императрицы; за оскорбление депутата взыскивался двойной штраф; депутатам выдавался особый знак с девизом: „Блаженство каждого и всех"»[349].

Отследить за порядком избрания депутатов могли только те, кто следил за правопорядком. И они справились с этой непростой задачей. Но необходимо было следить и за самими депутатами, поскольку последние, разомлевшие от хлынувших на них прав, обязанностей и всяческих благ, запросто нарушали закон.

Продолжим:

«Вторая особенность екатерининской комиссии состояла в новшестве, неведомом предшествовавшим комиссиям: императрица составила «Наказ» с изложением своих взглядов на задачи Уложенной комиссии, которыми должны руководствоваться депутаты. Основной текст «Наказа» включал двадцать глав, поделенных на 520 статей, из которых 245 восходят к «Духу законов» Монтескье, 106 — к книге итальянского ученого-юриста Ч. Беккариа «О преступлениях и наказаниях».

Императрица была глубоко убеждена, что размеры территории России обусловили для нее единственно приемлемую форму правления в виде абсолютной монархии: „Государь есть самодержавный, ибо никакая другая, как только соединенная в его особе власть не может действовать сходно с пространством столь великого государства… Всякое другое правление не только было бы для России вредно, но и вконец разорительно". (Применительно к спецслужбам, это означало, что именно государь определяет те законы, которые необходимы им для функционирования. Согласно формулировке «просвещенный абсолютизм», только за самодержцем оставалось право выбора правил, только он мог отнести или отвергнуть последние, исходя из «просвещения, как правило, собственного». Отсюда просвещение легко трансформировалось в монархию, и на место «просвещенного абсолютизма» на сцене появлялся абсолютизм монархический.)

Но заслуживают положительной оценки статьи, предохранявшие общество от деспотизма, произвола монарха. Учреждениям дано право обращать внимание государя на то, «что такой-то указ противен Уложению, что он вреден, темен, что нельзя по оному исполнять». Прогрессивное значение имели статьи, определившие экономическую политику правительства, включавшую заботу о строительстве новых городов, развитии торговли и промышленности и особенно земледелия как важнейшей отрасли хозяйства.

«Наказ» предусматривал реформу судоустройства и судопроизводства. Автор руководствовался принципом: «Гораздо лучше предупреждать преступления, нежели наказывать». «Наказ» протестовал против норм Уложения 1649 года, предусматривавшего одинаковое наказание за умысел и действие: «Слова не вменяются никогда в преступление, разве оные приуготовляют или последуют действию беззаконному». Запрещались пытки в качестве способа судебного доказательства, содержание под стражей подозреваемого, вина которого не доказана. «Наказ» провозглашал веротерпимость — «ибо гонения человеческие умы раздражали». (К сожалению, все эти прекрасные начинания остались на бумаге и не были применены в деятельности политического сыска. В противном случае сыск можно было распускать. Именно так: распускать; правда — только в России.)

Самым уязвимым местом «Наказа» современные исследователи считают «решение им крестьянского вопроса».

Откроем любой учебник по истории XVIII века и найдем там:

«В первоначальном варианте „Наказа", который императрица давала читать вельможам для критики, крестьянскому вопросу было уделено больше внимания, и решался он более радикально, чем в опубликованном тексте. В опубликованном „Наказе" императрица излагала свое отношение к крестьянскому вопросу в духе секретного письма А. А. Вяземскому: „Надо относиться к крестьянам так, чтобы человеколюбивыми поступками предупредить грядущую беду“ — выступления доведенных до отчаяния крепостных. Екатерина не предлагала регламентировать повинности крестьян в пользу помещика, а всего лишь рекомендовала помещикам, чтобы те „с большим рассмотрением располагали свои поборы"». (А. Вяземский — подробно о нем ниже — был одним из руководителей силовых структур того времени, обер-прокурором. Очень значимая фигура на политической доске России.)

«Третья особенность Уложенной комиссии 1767–1769 годов состояла в наличии наказов депутатам, составленных участниками их выборов, — в наказах отражены сословные требования избирателей. Дворянские наказы требовали принятия строгих мер против побегов крестьян, в них были жалобы на обременительность рекрутской и постойной повинностей, разорявших крестьян и тем самым наносивших ущерб благополучию помещиков.

Многие наказы содержали жалобы на мздоимство канцелярских служителей, волокиту в правительственных учреждениях, предлагали вместо назначаемых правительством чиновников заполнять административные должности дворянами, избранными на уездных и провинциальных собраниях. Важнейшая особенность городских наказов состояла в отсутствии требований отменить крепостнический режим или заменить самодержавный строй более демократическим: напротив, горожане претендовали на дворянские привилегии — освобождение от телесных наказаний, предоставление права владеть крепостными, восстановление указа, разрешавшего промышленникам покупать крестьян к мануфактурам. Городские наказы требовали монополии горожан на занятия торговлей и лишения или ограничения этих прав для дворян и крестьян. Наказы горожан, как видим, не выходили за рамки существовавших социальных и политических порядков.

Манифест о созыве Уложенной комиссии был обнародован 16 декабря 1766 года, а торжественное открытие ее состоялось через полгода, 30 июля 1767 года. Оно сопровождалось молебном в Успенском соборе в присутствии императрицы, после чего депутаты дали присягу „проявить чистосердечное старание в столь великом деле“»[350]. (Все ждали продолжения начатых реформ. Поговаривали, что они