этом увлеченность и страстность, вредившую декларируемой ею же объективности. В сравнении с Екатериной II императрица Елизавета Петровна кажется жалкой дилетанткой, которая выслушивала почтительные и очень краткие доклады Ушакова во время туалета между закончившимся балом и предстоящей прогулкой. Екатерина же знала толк в сыске, вникала во все тонкости того, «что до Тайной касается». Императрица сама возбуждала сыскные дела, писала, исправляла или утверждала «вопросные пункты», ведала всем ходом расследования наиболее важных дел, выносила приговоры или одобряла «сентенции» — приговоры. Постоянно получала императрица и какие-то агентурные сведения, за которые платила деньги. В одной из записок генерал-прокурору она писала: «Выправься по Тайной, за что мною сему человеку приказано дать и для чего не выдано?». Она лично допрашивала подозреваемых и свидетелей. В 1763 году она писала генерал-прокурору Глебову: „Нынешнею ночь привели враля […], которого исповедовать должно, приезжайте ужо ко мне, он здесь во дворце будет"[360].

Под постоянным контролем императрицы шло расследование дела Василия Мировича (1764 год), самозванки — «княжны Владимирской», т. е. «княжны Таракановой»… (1775 год). Огромна роль императрицы при расследовании дела Пугачева в 1774–1775 годах, причем Екатерина II усиленно навязывала следствию свою версию мятежа и требовала доказательств ее. Самым известным политическим сыскным делом, которое было начато по инициативе Екатерины II, оказалось дело о книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790 год). Екатерина указала разыскать и арестовать автора, прочитав только 30 страниц сочинения. Императрица еще работала над своими замечаниями по тексту книги Радищева, ставшими основой для допроса, а сам автор был уже «препоручен Шешковскому». Направляла императрица и весь ход расследования и суда. Через два года Екатерина руководила организацией дела Н. И. Новикова. Она дала указания об арестах, обысках, сама сочинила пространную «Записку» о том, что надо спрашивать у преступника, а потом вносила уточнения к списку вопросов. Возможно, что ей принадлежат явно неодобрительные «возражения» на ответы Новикова. Наконец, она сама приговорила Новикова к пятнадцатилетнему заточению в крепости»[361].

Как видим, у Екатерины до всего доходили руки, причем действия свои она явно просчитывала на пять — десять ходов вперед (чего только, например, стоил арест Н. Новикова, одного из московских масонов: этот арест послужил своеобразным сигналом к преследованию «вольных каменщиков», которых Екатерина Великая жаждала просто стереть с лица земли (боялась революции).

«Екатерина II использовала все способы сыскной организации, которые придумали еще до нее. В основе этой организации лежало все то же поручение, точнее, сочетание персональных поручений доверенным лицам, временным следственным комиссиям с рутинной работой постоянных органов политического сыска. «Сенатская концепция» организации сыска строилась на том, что генерал-прокурор Сената был руководителем сыскного ведомства — Тайной экспедиции, как части Первого департамента Сената. И вообще, должность генерал-прокурора после реформы Сената стала ключевой в системе управления. Императрица постаралась назначить на нее не просто опытного чиновника, а своего доверенного человека. Для этого в 1764 году она сместила старого генерал-прокурора А. И. Глебова и назначила на его место князя А. А. Вяземского[362].

В наставлении императрицы Вяземскому о ведении дел написаны и такие выразительные слова: «Совершенно надейтесь на Бога и на меня, а я, видя такое ваше угодное мне поведение, вас не выдам». Почти три десятка лет Вяземский оставался доверенным поручением императрицы в Сенате, и Екатерина II была им неизменно довольна — он оказался одним из лучших исполнителей ее воли, хотя и вызывал неприятие многих людей»[363].

Раз уж пошла речь о генерал-прокурорах, то стоит рассказать о последнем из них, чей талант раскрылся в годы правления Екатерины Великой — Александре Николаевиче Самойлове[364].

Все эти люди — Глебов, Вяземский и Самойлов — верой и правдой служили Екатерине Алексеевне, руководя, по сути, всеми правоохранительными структурами, поддерживающими порядок внутри страны.

Но это далеко не все лица, на деятельности которых, в связи с историей российских спецслужб стоило остановиться.

«При Екатерине II важное место в системе политического сыска занял главнокомандующий Москвы, которому была подчинена Московская контора Тайной экспедиции. На этом месте сидели доверенные императрицы П. С. Салтыков, князь М. Н. Волконский и князь А. А. Барятинский — стойкий борец с масонами. Расследованием политических дел занимались и главнокомандующие Петербурга князь А. М. Голицын (дело «Таракановой») и граф Яков Брюс (дело Радищева, 1790 год), а также другие доверенные чиновники и генералы, действовавшие как в одиночку, так и в комиссиях, — генерал Веймарн (дело Мировича), К. Г. Разумовский и В. И. Суворов (дело Петра Хрущева и братьев Гурьевых, 1762 год). Для Суворова это было уже не первое поручение или, как тогда говорили, «комиссия». В мае 1763 года он расследовал дело камер-юнкера Федора Хитрово, за что получил благодарность императрицы. Особым доверием Екатерины II пользовались А. И. Бибиков и П. С. Потемкин. Бибикову было поручено расследование причин мятежа Пугачева во главе созданной в ноябре 1773 года в Казани Секретной следственной комиссии. В мае 1774 года в Оренбурге образовали вторую Секретную комиссию капитана А. М. Лунина. Отчеты об их работе, как и другие документы политического сыска, императрица читала в числе важнейших государственных бумаг. Это чтение стало для нее привычкой — в одном из писем Бибикову Екатерина писала: «Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами». Слова эти написаны были в 1774 году. И потом еще более двух десятилетий сыск оставался «под глазами» императрицы»[365].

Как видим, сыск «воспитал» целую плеяду личностей, чьи жизнь и деятельность достойны отдельного разговора и даже книги[366]. Но был человек, обойти которого или ограничиться только одной — двумя строками просто невозможно. Это — С. И. Шешковский.

«Степан Иванович Шешковский, руководивший Тайной экспедицией 32 года (1762–1794 годы), стал, благодаря этому, личностью весьма знаменитой в русской истории. Еще при жизни Шеш-ковского имя его окружало немало легенд, в которых он предстает в роли искусного, жестокого и проницательного следователя-психолога. Он начал работать в Тайной канцелярии в 1740-х годах, проявил себя как исполнительный чиновник не без задатков и интереса к сыску. Интересен один, касающийся этого обстоятельства эпизод из его карьеры. Шешковский родился в 1727 году в семье приказного Ямской конторы. Одиннадцатилетний мальчик был пристроен отцом в 1738 году в Сибирский приказ. В 1740 году Шешковского взяли на время к «делам Тайной канцелярии», а потом, как это было принято в таких случаях, вскоре вернули в Сибирский приказ. Вообще такие «покормочные» места высоко ценились среди приказных, как и сам расположенный в Москве, но тесно связанный с Тобольском Сибирский