– Лана, но почему тебя несет в Швейцарию? – не унимался братец.

– Я пойду в банк или банки, где лежали прабабкины деньги, вместе с адвокатом, который неоднократно в этих банках бывал – с другими клиентами. Его там знают. И знают, что он, по всей вероятности, приедет снова. По крайней мере, поэтому не пошлют подальше. Я представлюсь еще одной родственницей. Ведь бывают же разные случаи… Есть такая вещь, как труднодоказываемая степень родства.

– Ты хочешь получить часть этих денег? – загорелись глаза у Верки. – Но…

– Я хочу узнать условия завещания. Меня не интересует, сколько бабка оставила Ипполите. Судя по размаху строительства и организации банды амазонок, можно сказать, что немало. Хотя точную сумму узнать было бы неплохо… Но почему Ипполите? Не было ли в завещании каких-то сопутствующих условий? Может, Ипполита должна была что-то делать с этими деньгами и не делает? А поверенные, которым бабка поручила проследить за правильным расходованием ее средств, оставленных Ипполите, как раз заинтересованы в том, чтобы проследить, как она их тратит. Мы не представляем, приезжали ли они в Россию и требовалось ли от них это. Но они могли приехать и ничего не выяснить. Или могли дать поручение кому-то в России – и получили ложную информацию. Да вариантов может быть великое множество! Главное – получить как можно больше данных. А адвокат, имеющий соответствующую лицензию и официально представляющий меня как наследницу, вполне способен информацию раздобыть. То, что мои права не доказаны и вообще являются очень спорными, никакого значения не имеет. В любом случае мы должны получить наиболее полную информацию о бабке.

– Ну почему ты такая авантюристка! – взвыл братец.

– Лана, если удастся отцапать хоть часть бабкиного наследства, я тоже поеду в Швейцарию с адвокатом, – заявила Верка. – За любой процент адвокату.

Я рассмеялась.

– Мама, будь осторожна, – попросил сынок. – Ведь швейцарцы могут не только предоставить тебе информацию. Они могут сообщить Ипполите, что ты интересуешься ее наследством. А от нее следует ждать всяких гадостей.

Санкт-Петербург, 10 августа, вторник

Но на вторник у меня было запланировано еще одно мероприятие в родном городе, а именно посещение здания на Арсенальной улице, где трудился Павел Леонидович и содержались пленники вначале амазонок, теперь – государства.

Первым оказался тщедушный мужичонка лет пятидесяти, чем-то похожий на Витю, мужа Марины. Павел Леонидович уже дважды разговаривал с ним, и мужичонка не отнесся ко мне враждебно. Он понял, что теперь хотя бы двое людей верят в его рассказ.

Его схватили на улице, отвезли в подземелье и держали там вместе с десятью другими мужчинами. Все были разных возрастов и из разных сфер деятельности. Вначале мужичонка думал, что его схватили за выкуп: он был ювелиром. Никакими особыми талантами не отличаясь, он в основном переплавлял краденые вещи. В советские годы, в период массового отъезда евреев из страны, у него был самый высокий доход: он переплавлял золото и делал из него, например, уголки чемоданов, которые потом покрывались краской. Таким вот оригинальным образом золото уплывало из страны. В последние годы доходы упали, но их было достаточно, чтобы время от времени уходить в запой – недели этак на две.

Но вскоре после попадания в замок амазонок (все мужики их так называли, возможно, это каким-то образом подсказывали сами тюремщицы) ювелир понял, что дамочек его ремесло, деньги и противозаконная деятельность совершенно не интересуют. Его отучали пить. Методы были жесткими, но действенными. Чтобы снова не попасть к дамочкам в плен, ювелир решил сам завязать. Главное, все было очень унизительно… Он решил больше не пить, чтобы не испытывать эти унижения.

– Унижали ваше мужское достоинство? – уточнила я.

– И мужское, и человеческое…

– Вас били женщины?

– Ну, это нельзя назвать избиением… – медленно произнес собеседник. – Мне давали возможность защищаться. То есть… В общем, говорили: ты должен сразиться вот с этой. Победишь – скорее отпустим. Допустимы любые приемы. Кто-то в нокауте – поединок прекращается. Но всегда оказывался я… У меня никогда не было хорошей подготовки. Вы же понимаете: я не тем делом занимался, образ жизни сидячий, да и в детстве был хлюпиком, в дворовых схватках не участвовал. А там тетки – о-го-го! Но очень унизительно, когда женщина отправляет тебя в нокаут… А ты даже не успеваешь ей ни одного синяка поставить.

Других мужчин на поединки водили гораздо чаще, причем это не зависело от спортивной подготовки и успеха в предыдущих поединках. Потом их бросали в подземелье со сломанными конечностями – а на следующий день забирали вновь… Мужики не могли понять, чем руководствуются амазонки. Большинству из тех, кого регулярно вызывали на поединки, давали напиваться до бесчувственного состояния. Это опять было непонятно.

– Лично вам сказали, что вас лечат от алкоголизма? – уточнила я.

– Да, – кивнул ювелир. – И сказали, что чем раньше я решу больше не пить, тем скорее меня выпустят.

– Вы решите?

– Вот именно, – закивал мужичок. – И правда. Когда я сам проникся идеей больше никогда не брать спиртного в рот, меня отпустили.

– Вам угрожали? В смысле, если расскажете про то, где были, вас ждет…

Ювелир замотал головой.

– Не было никаких угроз. Но, во-первых, я даже не знал, где нахожусь. Туда меня везли в бесчувственном состоянии, обратно тоже. Я проснулся в своей кровати. То есть вполне мог «лечиться» и в другом государстве, если на то пошло… Мог в самом городе, мог в области, в другом городе, деревне – где угодно. Во-вторых, ну кто будет о таком рассказывать? Амазонки лечили от алкоголизма? Голые бабы в кольчугах? Вон я рассказал, – он грустно усмехнулся. – И куда попал? Причем чем увереннее я все описывал, чем больше деталей вспоминал, тем больше врачи убеждались в моей ненормальности. Мне тут потом объяснили: если ты косишь под психа, то полностью не уверен в том, что несешь. Можешь что-то напутать. Детали какие-то. А я-то был уверен, абсолютно уверен. И врачи поняли, что я уверен, что я нисколько не сомневаюсь в том, что рассказываю, ну и поставили диагноз. Ведь для нормального человека все, что я нес, – полный бред…

Он помолчал немного, усмехнулся и добавил:

– Но хорошо, что я здесь оказался, а не в какой-нибудь колонии, где жрать нечего. Питер. И даже не окраина. Передачки. Это раньше диссиденты гораздо больше боялись психушки, чем зоны. А теперь… Сестра на свидания часто приходит. Вон Павел Леонидович мне вроде поверил. Вы пришли. Вы ведь не просто так пришли?

Он явно ждал, когда я скажу, что мне нужно.

– Вы можете нарисовать план подземелий? – спросила я. – Где вход? Куда вы попадали, когда вас выводили из подземелья? Ведь сражения с амазонками происходили не там, где вас держали с остальными мужчинами?

– Попробую, – сказал собеседник.