Я с трудом сдержалась, чтобы не присвистнуть.

Но на старости лет бабулька осталась практически одна. У нее было два сына – от первого и второго браков. Оба – истинные французы, всю жизнь прожившие во Франции. Хотя они обожали женщин, имели дело только с белокожими француженками, ну или в крайнем случае европейками. Связи матери с «цветными», в особенности арабами, осуждали. Более того, оба сына состояли в неофашистской партии, одним из лозунгов которой был: все права только французам. Бабуля же, несмотря на то что бежала в свое время от революционеров (правда, тогда она была совсем юной гимназисткой и бежала вместе с родителями, потому что страну покидали они), вдруг прониклась идеей всеобщего равенства и братства.

Поняв, что с сыновьями они придерживаются диаметрально противоположных взглядов, более того, те считают, что мать их компрометирует, бабуля отправилась жить в Швейцарию, где держала часть своих счетов. Уже в Швейцарии она наняла детективов, чтобы те попробовали отыскать потомков ее родственников, оставшихся в России. Те вышли на Ипполиту.

Но я видела в ситуации явное противоречие. Бабуля сошлась с Ипполитой в вопросе равенства и братства народов? Судя по тому, что я уже знала о старшей амазонке, в это верилось с трудом.

Конечно, перед бабкой она могла сыграть любую роль, поняв, что ту интересует. Ведь ради денег можно пойти на многое, а ради миллионов долларов…

В Швейцарии у нас осталась лишь одна зацепка: клиника, где Ипполита делала пластическую операцию после того, как ее покусал крокодил. Я решила наведаться в клинику без адвоката. Моя внешность пока не требовала вмешательства пластического хирурга, но я не исключала, что лет этак через пять придется лечь под нож. Лучше швейцарского хирурга.

Хотя я приехала без предварительной договоренности, меня приняли как самую дорогую гостью. Чуть позже, узнав цены, я поняла, почему мне были так рады. Операция вместе с пребыванием в клинике (а этот период растягивался на месяц-два, а то и три) тянула на десятки тысяч долларов. Правда, это неудивительно. Швейцария – вообще страна дорогая, а по среднегодовому заработку стоит на первом месте среди европейских стран, да и США опережает по этому показателю.

– Моей знакомой нужно изменить внешность, – сказала я, оказавшись в уютно обставленном кабинете, где меня принимал импозантный мужчина лет сорока, представившийся Руди Штимлером.

– Простите, вам или вашей знакомой? – мягко переспросил он. – Мы сохраняем полную конфиденциальность.

– Моей знакомой, – твердо повторила я.

– После автокатастрофы? Какого-то другого несчастного случая?

– Просто изменить лицо.

– Это несложно, – ответили мне. – Если у вас есть с собой фотография, мы прямо сейчас можем «сделать» ей новое лицо на компьютере. Время пребывания в клинике будет зависеть от ряда факторов: возраст, тип кожи, характер вносимых изменений. Правда, первые два гораздо важнее последнего…

Поскольку у меня с собой имелось Веркино портретное фото (я предполагала, что разговор перейдет на личности), я протянула его Штимлеру.

Он внимательно изучил подружкино лицо (профессиональным, но не ментовским взглядом), кивнул, затем пригласил меня пройти в другой кабинет, где стоял компьютер. Фотографию тут же отсканировали, изображение увеличили и принялись за дело.

Через полчаса мне вручили несколько вариантов возможного изменения внешности подруги. Глядя на новые Веркины лица, я никогда не сказала бы, что это она. Швейцарцы могли сделать ее и очень красивой, и просто красивой (хотя подружка и так была очень ничего: темно-карие глаза, темно-каштановые волосы, пухлые губы. Вообще Верка отличалась яркой внешностью и еще подчеркивала ее косметикой), и «никакой». Некрасивых лиц мне не предложили.

– Если она готова постоянно осветлять волосы, можно сделать другие варианты, – сказал Штимлер. – Мы всегда учитываем пожелания заказчика, хотя, конечно, кое-что предлагаем, как профессионалы… Нам просто нужно знать цель, с которой делается пластическая операция. Изменить внешность – не проблема. Превращение некрасивой женщины в красивую всегда доставляет радость хирургу.

– А когда-нибудь красивая женщина хотела стать некрасивой? – полюбопытствовала я.

– На моей памяти таких случаев не было. Чаще всего женщины хотят исправить ошибки природы или результаты несчастных случаев. Иногда изменить внешность, но опять же хотят быть только красивыми! Временами это бывает очень сложно сделать…

Он задумался, явно что-то припоминая.

– Я могу посмотреть вашу картотеку? Или как это у вас тут называется? Что было до операции и что стало после?

– У нас есть рекламный альбом, – кивнул Штимлер. – Правда, мы включаем в него фотографии лишь с согласия пациентки. Но их немало. Пойдемте.

Альбом поразил меня так, как давно не поражало ничто.

Ипполита была в нем. Более того, Штимлер назвал возвращение ей ее изначальной красоты одним из самых высших достижений клиники.

Под фотографиями стояли даты.

Ипполита сделала операцию не тогда, когда мы считали, а на два года раньше… Еще при жизни прабабки.

А я ведь подспудно задумывалась: неужели бабуля, отыскав в России родственницу, которой она решила оставить состояние, не выделила ей денег на операцию? Неужели Ипполите пришлось ждать смерти прабабки, чтобы лечь под нож пластического хирурга? Ан нет, Ипполита оперировалась раньше.

Но тогда в какой клинике она лежала два года спустя? Ведь мы имеем адрес этой. Больше она внешность не меняла. Но, как сообщили детективы, она после получения наследства легла на два месяца в клинику, а потом еще съездила на месяц во Францию.

Кто ее видел в те два года? Олег Макаров – определенно. Ведь он расстался с ней только после того, как она стала законной наследницей прабабкиного состояния. Он ведь вполне мог не говорить Ольге, что Ипполита уже сделала операцию. Кто ее еще видел? У кого мы можем это узнать? Но, с другой стороны, зачем нам это? Хотя интересно, где она провела два месяца, которые числилась в клинике, после получения наследства…

Я понимала, что здесь мне ничего не скажут. Полная конфиденциальность, как в начале разговора заверил меня Штимлер. А с подкупом тут, как я понимаю, дела обстоят гораздо хуже, чем в отечественных медицинских учреждениях. Можно не только потерять высокооплачиваемую работу, но и поставить крест на дальнейшей деятельности – где бы то ни было. Это нашим не страшен ни позор, ни компромат, ни огласка. Плевать с высокой колокольни. Тем более вокруг берут все, кому дают. Можно прослыть идиотом, если, наоборот, узнают, что ты не взял.

Штимлер продолжал активно рекламировать свою клинику. Теперь он сам листал альбом, показывая мне разные снимки и вкратце рассказывая истории этих женщин. Потом он вдруг снова вернулся к фотографии Ипполиты и сказал, что ее внешность (естественно, после пластической операции) так понравилась одной клиентке, что она захотела такую же.