Последняя комната выходила на лестницу, ведущую в сад. Там стояли Регер, две мойские красавицы — одна черноволосая, другая с гривой цвета шафрана, — палубный офицер Эрна и еще несколько человек.

Мур замер, осматривая сцену, и указал на Лидийца, словно Чакор не знал его.

— Какой Ральднор! — произнес он спустя мгновение. Его лицо выражало восхищение, не имеющее ничего общего с чувственным. — Он профессионально сражался в Саардсинмее. Клянусь богиней, он вряд ли смог бы сделать свое тело лучше, даже изваяв его, — Мур дернул себя за губу. — Вы слышали о происшествии?

— В крепости мы мало что слышим…

— Это была статуя в два его роста, высеченная из лучшего мрамора. Я сам руководил обтесыванием блока. Я работал день и ночь. С таким камнем и такой моделью это не труд, а истинное наслаждение. Оконченная, она казалась мне одной из лучших моих работ, кроме выражения лица — тут я никогда не примирюсь с собой.

Чакор обеспокоенно взглянул через плечо Мура. За три комнаты отсюда цвела Элисси. Коррах-Анакир, ускорь его рассказ!

— Черты лица у него совершенно королевские. Здесь у меня не было проблем. Это не то что взять тело от одного, а голову от другого — к Эарлу такую работу. Но возникла какая-то трудность. Пойми я, в чем она заключается, я мог бы преодолеть ее… — Мур сделал знак левой рукой, отгоняя дурные мысли. — В общем, статуя была закончена в срок, невзирая на мои придирки. Затем ее под охраной повезли в Зарависс. Но в паре миль от зимнего дворца в Зараре буквально с чистого неба разразилась странная гроза. Река вышла из берегов и хлынула на процессию. Зеебы взбесились, когда их затопило до подпруг. Людей накрыло так, что они едва не утонули. Платформа перевернулась, и голова статуи разлетелась на осколки.

Чакор быстро помянул богов. Такой дурной знак охладил даже его горячее нетерпение.

— Регер знает об этом?

— Да. Но он воспринял это благоразумно. Колесничие говорят: если человек на трассе шарахается от каждой тени, то выбывает из скачек на первом же круге.

— А что король Зарависса?

— Отказался от статуи и любого возмещения. Сказал, что боги против. Но все еще расплачивается с нами.

В этот миг Регер повернулся и увидел их.

Да, он мог быть королем. Его не раз называли так в Элисааре, в любовных речах. Он не изменился: тело, закаленное упражнениями, все еще было совершенством во плоти — необыкновенно высокий рост, идеальное сложение, ничего лишнего. Но больше он не одевался как лорд — это время кончилось. Его наряд, лишенный украшений, был таким, какой подобает хорошему ремесленнику в праздник. Король в чужом обличье…

Он подошел к Чакору.

— Мои искренние поздравления.

— С удовольствием принимаю их. Наполни чашу. Я хочу, чтобы ты встретился с одним из моих гостей.

Женщины на лестнице опечаленно вздохнули, когда Чакор увел Регера обратно в дом.

Они снабдили высокого привлекательного ланнца какой-то едой и заперли наверху в приемной. Знал ли об этом Эрн — неизвестно. Время от времени неподалеку мелькали то Джериш и Аннах, то светлокожий желтоволосый брат Джериша и его оммосская жена, точно отлитая из меди. Один раз из-за двери донесся какой-то стук. Сквозь шум пира его почти не было слышно, однако оммоска подошла к двери и твердо сказала: «Господин, хоть вы и ланнец, не стройте из себя героя Яннула. А ну тихо!»

— Он там, — сообщил Чакор, проводив Регера к двери. Видимо, он считал, что тот уже знает, о ком идет речь, ибо они оба действовали внутри замысла богини.

— Кто это? — спросил Регер.

— Последний из приглашенных на мою свадьбу.

— А зачем ты его запер? Он что, не в себе?

— Возможно, сейчас это уже так. Поэтому я и привел тебя сюда, Клинок. Разберись с ним.

Чакор отпер дверь и пропустил Регера к проходу. Помедлив, тот вошел в комнату. Чакор тут же закрыл дверь за его спиной и запер ее. Мгновение он прислушивался, пытаясь различить шум борьбы, но внутри было тихо, и он увел своих сообщников прочь.

Йеннеф пил вино и ел ароматные хлебцы.

— Полагаю, объяснений ждать бесполезно, — заметил он, взглянув на вошедшего. — Помимо всего прочего, это же свадебный пир.

Вошедший был темным Висом, возможно, даже чуть выше самого Йеннефа. Сильный, уверенный в себе, манеры почти дорфарианские. Но когда он заговорил, его выдало произношение Свободного Элисаара.

— Возможно, почтенный, ты согласишься принять как объяснение и извинение тот факт, что ты — мой отец.

Йеннеф сощурился и посмотрел на него более внимательно, затем отпил вина из чаши.

— Что ж, я то и дело сталкиваюсь с подобными обвинениями. Правда, обычно они исходят от женщин.

— Моя мать живет в Иске. Или уже умерла. Но это не обвинение. Это факт, как я уже сказал.

— А откуда известно, что я бывал в Иске? — ланнец окинул его холодным и сдержанным взглядом.

— Бывал. Это случилось зимой. Она говорила, что тебя ограбили.

— О нет, дорогой мой, — возразил Йеннеф. — Это случилось прошлым летом в здешних краях. Разбойники у Драконьих врат.

— Тогда у тебя есть склонность попадаться грабителям, почтеннейший. Она нашла тебя неподалеку от фермы, истощенного, с ножевой раной на руке, и уговорила мужчин дать тебе убежище в собачьем загоне, — в этом месте Йеннеф зло выругался. — Когда ты восстановил силы, то ушел с фермы своим путем, но прежде взял мою мать. Ее звали Тхиу.

— Взял? Ты хочешь сказать, что я изнасиловал ее?

— Она пришла к тебе. Она предложила себя, и ты принял.

— В самом деле? Похоже, в искайских горах человек оказывается в отчаянном положении. Если я там был.

— Ты оставил ей знак.

— Что ж, человек находит то, что ему нужно. Без сомнения, ты нашел его.

— Элисаарский дрэк из золота, крепленого медью.

— О, должно быть, она оказалась пылкой любовницей. В те дни у меня редко водились деньги.

— Так ты вспомнил это время?

— Нет, — отрезал Йеннеф. — Но судя по твоему виду, это произошло около двадцати пяти лет назад.

— Немного больше.

— Ах, немного больше, — Йеннеф сделал еще глоток вина. — Ты из Элисаара. Не пытайся врать.

— Мужчины с фермы продали меня в рабство, и меня увезли в Элисаар.

— Ты совсем не похож на раба.

— Я был Клинком Саардсинмеи.

— А вот в это я верю, — под нарочитым безразличием Йеннефа мелькнула завороженность. — Я насмотрелся на бои и гонки. Саардсинмея всегда оказывалась лучше всех — и проиграла лучше всех. Должно быть, сама Анак держала тебя в руках, если ты пережил свой город.

— Здесь считают, что Анакир держит в своих руках все, что только есть.