Самостоятельность Хрущева на пленуме только усугубила разногласия с вождем: «Сталин был страшно недоволен… После пленума Сталин поднял вопрос о том, что надо оказать помощь Украине. Сказал, и смотрит на меня, ждет моей реакции. Я промолчал, и он продолжил: «Надо подкрепить Хрущева, помочь ему. Украина разорена, а республика огромная и имеет большое значение для страны». Я про себя прикидывал: «Куда он клонит?». «Я считаю, что надо послать туда, в помощь Хрущеву, Кагановича. Как вы на это смотрите?» — спросил он, обращаясь ко мне. Отвечаю: «Каганович был секретарем ЦК КП(б)У, знает Украину. Конечно, Украина — это такая страна, что там хватит дела не только для двух, а и на десяток людей».

Для того, чтобы правильно понять ситуацию 1946–1947 гг., надо понимать ее исторический контекст. Хрущев вспоминает, что «получал письма от председателей колхозов просто душераздирающие. Запали мне в память, например, строчки такого письма: «Вот, товарищ Хрущев, выполнили мы свой план хлебозаготовок полностью, сдали все, и у нас теперь ничего не осталось. Мы уверены, что держава и партия нас не забудут, что они придут к нам на помощь». Автор письма, следовательно, считал, что от меня зависит судьба крестьян. Ведь я был тогда председателем Совета народных комиссаров Украины и первым секретарем ЦК КП(6)У, и он полагал, что раз я возглавляю украинскую державу, то не забуду и крестьян. Я-то знал, что он обманывается. Ведь я не мог ничего сделать, при всем своем желании».

Сталин же, по воспоминаниям Хрущева, прямо заявил ему в Москве: ««Мягкотелость! Вас обманывают, нарочно докладывают о таком, чтобы разжалобить и заставить израсходовать резервы». Может быть, к Сталину поступали какие-то другие сведения, которым он тогда больше доверял? Не знаю». Сталин считал, что Хрущев поддался местному украинскому влиянию, и он чуть ли не стал националистом, не заслуживающим доверия: «к моим сообщениям Сталин стал относиться с заметной осторожностью».

Следует учитывать, что в глазах Сталина, безусловно, повторялась ситуация 1932 года, когда правительство также поставило перед УССР высокий план хлебозаготовок, выполнение которого привело к голоду. Тогда Сталин (кстати, тоже во время отпуска в Сочи) получил сообщение о тревожной экономической и политической ситуации на Украине и ответил 11 августа 1932 года: «Самое главное сейчас — Украина. Дела на Украине из рук вон плохи. Плохо по партийной линии. Говорят, что в двух областях Украины (кажется, в Киевской и Днепропетровской) около 50 райкомов высказались против плана хлебозаготовок, признав его нереальным. В других райкомах обстоит дело, как утверждают, не лучше. На что это похоже? Это не партия, а парламент, карикатура на парламент. Вместо того, чтобы руководить районами, Косиор все время лавировал между директивами ЦК ВКП и требованиями райкомов и вот — долавировался до ручки. Правильно говорил Ленин, что человек, не имеющий мужества пойти в нужный момент против течения, не может быть настоящим большевистским руководителем. Плохо по линии советской. Чубарь — не руководитель. Плохо по линии ГПУ. Реденсу не по плечу руководить борьбой с контрреволюцией в такой большой и своеобразной республике, как Украина. Если не возьмемся теперь же за выправление положения на Украине, Украину можем потерять. Имейте в виду, что Пилсудский не дремлет, и его агентура на Украине во много раз сильнее, чем думает Реденс или Косиор. Имейте также в виду, что в Украинской компартии (500 тысяч членов, хе-хе) обретается немало (да, немало!) гнилых элементов, сознательных и бессознательных петлюровцев, наконец — прямых агентов Пилсудского. Как только дела станут хуже, эти элементы не замедлят открыть фронт внутри (и вне) партии, против партии. Самое плохое — это то, что украинская верхушка не видит этих опасностей. Так дальше продолжаться не может». Сталин тогда отправил на Украину Кагановича. Теперь в 1946 ситуация повторялась: неурожай, срыв плана хлебозаготовок, колебания руководства республики, оживление националистов.

Здесь надо сделать одно важное «культурологическое отступление». Обосновывая необходимость уменьшить план на 1946 год для УССР, Хрущев пишет: «Колхозники с пониманием отнеслись к выполнению своего долга и делали все, что в их силах, чтобы обеспечить страну хлебом. Украинцы сполна выстрадали и в гражданскую войну, и при коллективизации, и когда республика была оккупирована. Они знали, что значит для страны хлеб, и знали ему цену, понимали, что без хлеба не получится восстановление промышленности. Кроме того, срабатывало доверие к Коммунистической партии, под чьим руководством была одержана Победа. Но сверху к людям относились иначе».

Сразу хочется обратить внимание на два момента. Естественным образом «колхозники» в его рассуждениях превратились в «украинцев». То есть социологическая категория сменилась этнической. В принципе, это объяснимо ситуацией: действительно Украина — главный поставщик сельхозпродукции с СССР. Но нам интересен ход мысли Хрущева. Изучение «образа Сталина» в мемуарах Хрущева позволяет нам определить и еще одну базовую ценность в его сознании. Речь идет об Украине. Хрущев по национальности русский, родился, как известно, в Донбассе. Вместе с тем, значительная часть его жизни связана с Украиной. Слова с корнем «украин» занимают второе место по значимости после «Сталина»: «украин» (— ий, — ие, — ая и др.) — 660.

Начать можно с одного очень выразительного эпизода. В 1928 году, когда его направили работать в киевскую парторганизацию, «первый раз в жизни попал я в Киев, в этот большой город… Киев на меня произвел сильное впечатление (выделено мной. — В. Н.). Как только я приехал, то с чемоданом в руке пошел прямо на берег Днепра. Меня тянуло взглянуть на

Днепр, потому что я много слышал и кое-что читал о нем. Мне хотелось увидеть эту мощную реку». Следует заметить, что когда спустя год он оказался в Москве, то «никакого сильного впечатления», она на него не произвела (точнее, автор об этом не пишет).

Работа на Украине для Хрущева проблемой и с точки зрения политического ответа на «вызов украинского национализма»: Когда в 20-ые годы его направили работать в Киев, Хрущев видел трудность именно в своей национальности: «там сложно работать, особенно русским: к ним не особенно хорошее было отношение. Поэтому я полагал, что, так как националисты считали меня безнадежным русаком, мне будет там трудно…». Эти же аргументы он повторил Сталину в 1938 году, когда тот направил его руководить УССР.

По описанию Хрущева, свою политическую задачу он видел в том, чтобы с одной стороны защищать украинскую интеллигенцию от обвинений в национализме: «Нельзя каждого украинца, который говорит на украинском языке, считать националистом».

С другой стороны, он видел свою задачу в борьбе против ОУН. Украинские националисты, по мнению Хрущева, стремились к тому, чтобы их страна «получила государственную независимость. Они были ослеплены национализмом и не могли оценить величие передового советского строя».

Подводя итог «украинской теме» Хрущев пишет: «Оглядываясь, скажу, что украинский народ относился ко мне хорошо. Я тепло вспоминаю проведенные там годы. Это был очень ответственный период, но приятный потому, что принес удовлетворение: быстро развивались, росли и сельское хозяйство, и промышленность республики. Сталин мне не раз поручал делать доклады на Украине…, а потом отдавал эти доклады публиковать в газете «Правда», чтобы и другие, по его словам, делали то же, что мы делали на Украине».