– Всё хорошо? – спросил он.

– Всё отлично, – ответила она.

Он молчал. Смотрел на ее чашку, на то, как поднимается над ней пар.

– Я бы хотела… – начала она фразу. Но он не дал закончить:

– Тогда почему вы такая грустная?

– Что?

– У вас грустные глаза.

– А у вас старые! – выпалила она сердито и тут же пожалела о сердитых словах. Но он не обиделся, может быть, даже не расслышал, у него был избирательный слух.

– Что случилось?

– День рождения.

– Ваш?

– Разумеется.

– День рождения – это замечательно.

– Стареть не хочется.

– Почему?

– Что за удивительный вопрос? Разве кому-нибудь хочется стареть? Люди души закладывали, чтобы только молодость задержать, кто-то старел вместо них, кто-то вместо них умирал. Вам не страшно наблюдать свое разрушение?

– Нет.

– Вы лжете.

– Я никогда не лгу.

– Такого не бывает.

– И сколько вам исполняется?

– Тридцать. Уже.

Он полез в карман, вытащил сломанную расческу, пластмассовую зажигалку, пуговицу, коробочку. Крохотную, плоскую, картонную, в слюдяной обертке. Расческу, пуговицу и зажигалку затолкал назад в карман. Коробочку положил на стол, придвинул поближе к ее чашке.

– С днем рождения, – сказал и поднялся из-за стола.

Она ничего не успела возразить, он уже был у двери, уже выходил из кофейни.

Ира потрогала чашку с кофе, еще не остыл. Отпила глоток.

Коробочка поблескивала на темно-коричной столешнице, гудел кофейный аппарат. Парень что-то сказал, и девушка рассмеялась. Ира осторожно вязала коробочку, сощурила близорукие глаза. Прочитала надпись мельчайшими буквами: «Принимать после еды, посоветоваться с врачом, возможны противопоказания во время беременности, не принимать с алкоголем, показания к применению: острое нежелание стареть».

Она содрала слюдяную обертку, оторвала картонную крышку и увидела в коробочке одну белую таблетку. Понюхала. Школьный запах мела.

Дверь отворилась, вошла женщина с бледным, строгим лицом, уткнулась в витрину, за которой лежали пирожные и круассаны, булочки и тосты.

– Вам помочь? – спросил парень.

Женщина не отзывалась, упорно разглядывая витрину.

– Булочки, – предложил парень. – Шикарные, с изюмом, еще горячие. Я сам три штуки съел.

– Спасибо, – сказала женщина, – я ничего этого не ем, не могу, могу только любоваться, вы тоже поосторожнее, три штуки зараз многовато.

– У меня обмен веществ шустрый.

– Это пока. А потом будете, как я, смотреть, вожделеть и не мочь.

Что за хрень! – разозлилась Ира. На себя разозлилась и на женщину, глазами пытающуюся наесться, и на парня, который ей казался слишком молодым и потому от нее далеким, на булки, которые с утра горячие и вкусные, а к вечеру черствые и на выброс, и, главное, на старика разозлилась, который оставил ей эту белую таблетку. Может, яд? Взяла таблетку, положила хладнокровно в рот, подержала во рту, ничего не чувствуя, никакого вкуса, и проглотила. Вкус так и не разобрала. Ничего, мобильный у парня есть, вызовет скорую, если что.

Допила кофе, взяла с собой булочек и вернулась домой. Витя уже ставил чайник. Ни слова не сказал про забытый свет, день рождения все-таки.

– На завтрак – омлет, – сообщил Витя. Сковородка уже калилась на огне.

– Я булочки взяла. Шикарные, с изюмом.

– А поздравить тебя можно? – спросил он осторожно. Осторожно, потому что еще вчера она ему заявила, что не желает просыпаться в день своего тридцатилетия, даже глаза не откроет, и не собирается этот день отмечать, получать подарки, она ненавидит заранее все подарки, сразу всё выкинет в мусорку.

– Как хочешь.

– А ты руки помой, – он принялся взбивать яйца.

– У меня чистые.

– Ты за ручку двери бралась в подъезде? Деньги в руках держала?

– Зануда.

Когда она вышла из ванной, омлет поспел, Витя снимал с огня раскаленную скороду.

– Пить будем? – спросила она, усаживаясь.

– Конечно.

– О. Неожиданно. Ты обычно злишься, когда я с утра выпить предлагаю.

– Шардоне. Сейчас принесу. Я его охладиться поставил. Да, кстати. – Он вынул из кармана конверт и протянул ей. – С днем рождения, солнышко.

– Как интересно. – Она смотрела на конверт, но в руки его не брала. – И что там? Чек на тыщу евриков? Проездной на три месяца? – Она смотрела на Витю, но Витя молчал. – Что тогда? Даже боюсь.

Он улыбнулся, положил конверт на стол возле ее тарелки и отправился к холодильнику. Она потрогала конверт, что-то там было плотное, твердое. Он вернулся с вином, Ира к конверту так и не прикоснулась.

Он разлили вино в бокалы.

– Тебе не интересно? – спросил про конверт.

– Интересно.

Выпили за ее рождение. Поели уже осевший омлет, осевший, но вкусный. Витя что ни готовил, всё у него вкусно получалось. Хотя всё делал на глазок. Ира спрашивала, ты и в своей лаборатории на глазок химичишь?

Конверт так и лежал. Ира на него капнула масло. Но Витя как будто бы и не заметил. Принялся убирать со стола. В конце концов только один конверт с масляным пятном и остался на столешнице.

Ире вдруг почудилось, что болит живот, и она вспомнила про таблетку. Яд! Медленнодействующий, но верный, после него стареть не будешь, потому что какая же старость после смерти. Она впала в ужас от этой мысли, от своего нелепого поступка, рванула в туалет, сунула два пальца в рот. Витя стучал в дверь, волновался. Она вышла с мокрым от пота лицом и попросила не стучать, потому что от стука болит голова, не стучать и не смотреть такими ужасными глазами, всё нормально, пора на работу, в день рождения работу никто не отменял. Она торопливо накрасилась, оделась, бросила в сумку мобильный, ключи, сигареты. И конверт захватила со стола и тоже бросила в сумку. Витя пошел за ней в прихожую с мокрой, только что вымытой тарелкой в руках. Поцеловал ее в губы. Она коснулась пальцами его щеки.

– Вот когда ты побриться успел? – спросила.

Конверт она вскрыла в троллейбусе. Подарком оказалась поездка к теплому, далекому морю, оно было изображено на рекламной картинке. Витя уже договорился с ее начальником насчет отпуска.

Через месяц после отпуска выяснилось, что она беременна. Хотела сделать аборт, даже пришла в больницу, но, пока ждала очереди к гинекологу на осмотр, передумала. Не захотелось ей остаться среди этих женщин, сидевших тоже в очереди на аборт, они говорили, что наркоз дают плохой, говорили, сколько надо дать анестезиологу, чтобы был хороший, одна по мобильному давала указания совей подчиненной, пугала, что завтра же проверит.