— То, что Матвеевич решил избавиться от нас! От всех.

— Я не понимаю, – подозрительно произнес эксперт.

— Сейчас объясню. – Свирин неожиданно успокоился, упал в кресло и заговорил спокойным голосом: – Кто дал наводку Матвеевичу на пистолет?

— В смысле? – под личиной безразличия мелькнула заметная искра интереса.

Иногда Андрей Валерьевич соображал крайне плохо. Медленно. Последствия неумеренного употребления спиртных напитков, разрушающих мозг.

От такой «тормознутости» Свирин озлобился.

— Я у тебя спрашиваю: Матвеевич узнал про пистолет? – переформулировал он свой вопрос.

— Ааа, – протянул эксперт, – ты имеешь в виду Матвея Матвеевича? Уважаемый человек.

— Ладно тебе, – нетерпеливо перебил его Свирин, – не коси под дурака, не бойся, никто нас не прослушивает и не записывает.

«Тем, кто тебя знает, трудно в это поверить», – подумал эксперт по антикварному оружию.

— Так кто сказал ему про пистолет? От кого он узнал?

Эксперту ничего не оставалось делать, как признаться:

— От меня.

— И ты не получил конверт с деньгами? – ехидно спросил Свирин.

— За что? – недоуменно повел плечами его собеседник.

— За информацию! За нее. Это самое дорогое, что есть в этом мире. Так ты получил конверт с деньгами за информацию?

Эксперт насторожился.

— Нет, не получил.

— Я тоже – нет. Но между нами одна разница. Я чувствую, когда меня предают, а ты – нет. Он стал другим, поверь, он изменился.

— Послушай, Вадим, – эксперт с видимой неохотой, но все же смягчил тон. – Я не хочу осложнять себе жизнь, а это дело уж слишком запуталось. Кроме того, Матвей Матвеевич – очень влиятельный человек… Знаешь, как говорил мой отец? Он говорил: не лезь туда, куда голова не лезет.

И эксперт, стараясь сдерживать подергивание лица, заговорил о том, что Свирин сам не знает, во что ввязался, что стоит остановиться, пока не поздно, что можно покаяться и рассчитывать на прощение. Иногда монолог эксперта становился более похожим на неразборчивое бормотание, и Свирин едва улавливал смысл его слов, иногда, напротив, речь его замедлялась и становилась четкой, убедительной.

Слушая эксперта, который старался убедить собеседника в своей правоте, Свирин подтянул к себе компьютерный стул и водрузил на него ноги в ботинках. Он не собирался раскрывать все свои карты, но хотел выглядеть убедительно и правдоподобно. И это ему удавалось.

— Не спорю, конечно, влиятельный, – сказал он. – Но ничто не вечно под луной. И все меняется.

— Ты уверен, что мыслишь в правильном направлении? – в тусклых глазах эксперта появился неподдельный интерес. В том мире, в котором он существовал всю жизнь, сдержанность являлась одним из неписаных правил. Поэтому эксперт сделал паузу, не закончил мысль, предоставляя следующий ход своему собеседнику.

Дело было нелегкое, и оба знали об этом.

Но ход был пропущен – зазвонил телефон, зашла секретарша и озабоченно спросила:

— Он до сих пор ждет, что мне ему сказать?

И тем не менее надо было отвечать, ведь речь шла о звонке с Кавказа.

Свирин поморщился, как от зубной боли.

— Когда ты научишься говорить, как должно говорить секретарю? – зло ответил он секретарше. – От твоих интонаций голова разрывается.

Секретарша пожала плечами:

— Дайте денег, пойду на курсы, мне скорректируют тембр голоса… Так что, что мне ему ответить?

Видно по всему, что секретарша успела начитаться всяких книг вроде «Как добиться успеха» и теперь старательно подчеркивала свое единственное и неповторимое «Я». И она туда же! Надо же, все вокруг самоутверждаются!

Свирин вышел из себя.

— Я тебе не денег дам, а уволю к чертовой матери, на твое место и на твою зарплату очередь выстроится, только свистни… Деньги… Курсы… Обнаглели вконец, – рявкнул он.

— Простите, – пробормотала секретарша, отступая.

— Скажи, чтобы перезвонил… Нет, не говори… Я возьму, – он сделал жест рукой, и секретарша окончательно отступила за двери.

Когда за секретаршей закрылась дверь, он пару секунд смотрел на телефонную трубку, соображая, что именно он должен с ней делать.

Потом вспомнил и сказал:

— Алло…

Он не сразу понял, кто звонит, а когда понял, разозлился страшно. Только этого не хватало. Он исподтишка взглянул на эксперта – наблюдает ли он за ним. Наблюдал, еще и как! Смотрел своими тусклыми, невыразительными, выцветшими от алкоголя глазами. И под этим взглядом Свирин не мог сказать звонившему все, что о нем думал.

— Ничего не понимаю. Ладно…

— Ты не можешь говорить? – поинтересовались где-то там далеко.

— В данный момент – нет.

— Посмотри свою электронную почту, – посоветовал далекий собеседник.

— Да, – сказал Свирин в трубку, – а эти твои люди – они надежные?

— Надежнее не бывает, – последовал ответ.

— Да. Звони.

Пошли гудки.

Свирин взглянул на эксперта. Тот выглядел невозмутимым.

— Я вот тут, пока ты говорил, наблюдал за твоими рыбами.

— И что?

— Рыбы у тебя интересные. Одна все время берет камешки в рот и отбрасывает в сторону, берет и отбрасывает… Пока ты по телефону общался, она уже глубокую ямку выкопала. Глубокую ямку себе вырыла. А когда другие рыбы к ней подплывали, она их отгоняла. Агрессивная. Что бы это значило?

— Не знаю, может, заболела или что…

— Они что-то подобное делают, когда икру собираются откладывать…

– Понятия не имею, надо будет спросить у того, кто за ними ухаживает.

— Так ты не сам ухаживаешь за ними? – удивился эксперт.

— Конечно нет. Специалист приходит, – Свирин ухмыльнулся, – вроде тебя… только по рыбам…

Свирин начал хохмить, потому что чувствовал – возвращения к прерванной теме быть не может, но попытался повернуть разговор в прежнее русло.

— Так. Что касается пистолета…

— Я узнаю его истинную цену, – пообещал эксперт. – Кстати, как твоя жена?

Это был удар ниже пояса. Значительно ниже пояса. И было очевидно, что приберегался он напоследок.

— Не знаю, давно не видел, – равнодушно ответил Свирин.

— Не живешь с ней? – эксперт неодобрительно покачал головой.

— Уже давно.

— Ну, смотри сам, это твое дело. Так цену я узнаю, – произнес эксперт и, не прощаясь, скрылся за дверью.

Это действительно было его дело со всеми вытекающими из данного обстоятельства плюсами и минусами, напоминания о которых было далеко не достаточно, чтобы вывести его из себя. Но фраза о цене прозвучала неоднозначно. Какую, спрашивается, истинную цену он собирался узнавать? Цену пистолета или цену слов, сказанных Свириным? Или цену самого Свирина? Цену преданности? Цену предательства? Старой дружбы?