Перевертыш выбрался из-под обломков корабля и пошел сквозь огонь. Окружавшая его телекинетическая сфера зашипела, встретившись с пламенем. Он не чувствовал Аримана, но этого ему и не требовалось — ревущий столб энергии варпа походил для него на знамя. Нужно было спешить. Его время почти истекло.

Огненный ураган исчез прежде, чем Ктесий погрузился в него. Диск вращался у него под ногами, подчиняясь единственному отростку воли, который он пока еще мог удерживать в голове.

«Ариман… Ариман… Ариман…» — имя было веревкой, волочившей его обратно через расплавленные руины к сердцу Рубрики.

Его кожа ощущала каждый порыв ветра. Имя исходило у него изо рта, искажая воздух вокруг губ, принося на язык привкус корицы и сахара. Ктесий стоял на коленях, вцепившись руками в серебро и мясо диска. Возле него в судорогах бился Атенеум. Из глаз и рта существа лился красный свет. По его плоти расходились трещины. Кожа обугливалась и отслаивалась.

А имя все выходило и выходило из разума Ктесия, вытягивая из глубин варпа нечто огромное. Теперь он ощущал его формы, слышал его нечеловеческие мысли, пробивавшиеся в бытие. Он знал, что оно такое, знал, что поселилось у него в разуме и призывалось через Атенеума.

«Почему? — хотелось закричать ему. — Почему это происходит? Почему я призываю в бытие Алого Короля?»

Но вопросы исчезли, а диск продолжал нестись над выжженной равниной к сердцу Рубрики. К Ариману. И следующая часть бессмертного имени Магнуса возопила над его разрушенным миром.

Кнекку закашлялся. По полу застучал лед. Его легкие наполнились воздухом, и вместе с ним череп пронзила боль. Пальцы по-прежнему сжимали рукоять ножа в груди. Он вырвал его. Еще один одышливый кашель. По груди потекла наполовину замерзшая кровь. От столкнувшихся в глазных яблоках образа Лабиринта и заостренных очертаний реальности у него кружилась голова. Кнекку рывком поднялся на ноги. Нож выпал из онемевших пальцев. Сквозь двери в зал лился свет битвы. Он сделал шаг вперед. Рана в груди уже исцелялась — разум закупоривал кровеносные сосуды и сращивал кости.

+Быстрее, глупец+, — прошипел голос, пробившийся сквозь боль в голове.

Авениси сбросил с себя кошачье тело, которое носил в Лабиринте. Он подлетел ближе, и Кнекку увидел нечто, похожее на наполовину освежеванную летучую мышь. Биение ее крыльев искажало струящийся свет, а из подрагивающего скорпионьего хвоста сочился молочно-белый яд.

+3десь время — не иллюзия, и оно уходит. Ты разве не слышишь?+

Варп наполняла высокая нота, становившаяся громче и громче. Ему не требовалось ее слышать — ее грохотание отдавалось в голове. Сама планета боролась, но проигрывала.

Кнекку направился к выходу, отдавая по дороге мысленные приказы. Из креплений на стене вылетели пластины брони и соединились вокруг тела. Еще одна мысль — и завращавшееся в воздухе копье легло ему в руку. На голову опустился шлем. Перед глазами Кнекку потекли просперианские руны. Авениси приземлился ему на плечо, накрыв шею своим жалом. Он миновал дверь, стремительно пронесся по ступеням и вышел на вершину башни.

Перед ним раскинулся пейзаж разрушения. Огонь и дым заволокли небо, наполненное корпусами военных кораблей. Между руинами обрушенных башен пошатывались тени титанов. За ними мерцала отраженным светом круглая равнина. На той равнине он видел и чувствовал фигуры, вставшие в образе, что дернул его волю, стоило ему посмотреть.

На него накатила волна тошнотворного головокружения. Он отсек ее. От Кнекку во все стороны потекли мысли. Вершина башни содрогнулась и стала подниматься, унося его вверх. Щупальца, соединявшие ее с остальной башней, натянулись и одно за другим разорвались. Он видел, где находится Ариман. С истерзанных небес и до расплавленной земли свисало знамя белого огня. Черный диск зашипел, подчиняясь его воле.

+Брат+.

Он поднял голову. Бьющие крылья затмили небеса, когда Сар’ик порхнул вниз.

+3а мной, — велел Кнекку и ринулся на диске вперед. Сар‘ик поднялся вместе с ним, словно ястреб на теплом воздушном потоке. — Зови братьев. Зови их всех+.

+Ты нашел Алого Короля? — спросил Сар’ик. — Он возвращается?+

Кнекку не ответил. Огонь, и разруха, и кишевшие внизу армии были пятнами очертаний и цветов. Он не сводил глаз с сердца спирали света и разрушения, в котором ему предстояло встретиться с Ариманом и спасти Изгнаннику жизнь.

«Будет ли это похоже на огонь, что погубил мой родной мир? — спросил Астрей.

«Монолит» завывал. Он ощущал, как нити мыслей рвутся на свободу в ярящийся варп. Свет от места их назначения разгорался все ярче.

Он чувствовал, как демон шевелится в его мозгу, не отпуская его ни на шаг. Он терял рассудок. Он чувствовал, как мысли вытекают у него из головы, и когда они исчезали, Астрей уже не помнил, о чем они были.

«Он сгорит так же, как мой мир?» — спросил он у демона.

«Да», — ответил демон.

«Чем был мой мир?»

«Он был твоим домом».

«И он сгорел?»

«Да».

«Почему?»

«Из-за него».

«Из-за Аримана?»

«Да».

«Он был моим братом. Он был моим другом».

«Он — твой враг».

«Он — мой враг».

Они почти прибыли. Варп вскипал перед ними, истекающий кровью, разрываемый на части войной и колдовством. «Монолит» приближался к Планете Колдунов, словно акула, что всплывает из темных пучин океана.

Он почувствовал, как внутри поднимается еще одна мысль, когда поверхность реальности стала ближе.

«Это… это что-то значит?»

«Да, — ответил демон. — Это значит все».

Мир исчез в пронзительной белизне. Одно мгновение Ариман утопал в бытии, а уже в следующее все пропало.

Звуки исчезли. Ощущения стали сужающимся листом: воздух в легких, кружащиеся в голове мысли, грохочущая в венах кровь, бьющиеся сердца, острое серебро в груди.

Серебро.

— Время, — голос принадлежал не ему.

Ариман не узнал его, но понимал, что тот должен быть ему знаком. Он уже слышал его прежде. Тот всегда был здесь.

— Я не хочу умирать, — произнес он.

— Но ты также не хочешь жить, — сказал голос.

Вкус воздуха исчезал. Он больше не чувствовал влажного тока крови в теле. Его сердца и пронзительная боль серебра слились в одно целое.

Бум-стук. Бум-стук.

Серебро.

Серебро у него в сердцах.

Серебро обрывало нить его жизни. От него осталась всего горстка бритвенно-острых осколков. Недостаточно, чтобы сделать нож, но хватит, чтобы отлить монету, дабы заплатить паромщику. Как раз достаточно.

Серебро было родом с Терры, выплавленное слепыми кузнецами и поцелованное псайкерами, перед тем как их отдали Золотому Трону. Его разум не мог прикоснуться к нему. Все его силы попросту соскальзывали. Все, что он узнал о его происхождении, было почерпнуто из разума особы, которая выстрелила в него болт-снарядом с наконечником из этого серебра.