– Ждут?! – вытаращилась Далила, не веря, хихикнула. – Кому там ждать меня? Нет, вы пугаете… А давайте купим пистолет? С ним не так страшно.

Вячеслав хмыкнул, осуждающе взглянул на Игоря, ибо тот его не поддержал, и махнул рукой: пусть будет, как будет.

– Но у меня есть условия, – предупредил.

– Какие? – хором спросили Игорь и Далила.

– Поедем завтра – раз. Два: я требую беспрекословного подчинения. – И выразительно, в упор посмотрел на Далилу, которая покорным характером ну никак не отличалась. – Иначе я не поеду.

– Клянусь, – шутливо поднял руку Игорь, затем толкнул локтем в бок Далилу, дескать, клянись и ты.

– Вот зря вы это, Вячеслав… нагнетаете, – растерянно заморгала она глазами. – Я бы могла понять ваше идиотское требование, если б мы остались здесь…

– Повторяю, – неумолимо произнес Вячеслав. – Беспрекословное подчинение и ваше обещание.

– Далила, – второй раз толкнул ее Игорь. – Вспомни поезд. Ты не ожидала, что тебя по дороге…

– Да, – подействовало на нее воспоминание, – буду.

– Отлично, – сказал Вячеслав. – Где достать ствол?

– У ментов, – ответил Игорь.

– У кого? – недоверчиво прищурился Вячеслав.

– У ментов, – повторил Игорь. – Есть знакомый, загонит нам… два ствола. Вдруг пригодятся?

– Звоните знакомому, – вздохнул он.

Прогулка в дурдоме – это еще один дурдом. Из смотровой палаты скопом двадцать пять – а именно столько в ней содержалось психопаток – не выпускали. Выводили по пять-семь человек строем, шаг влево, шаг вправо – назад, в палату. За выводком следила санитарка – фантастических размеров женщина что вверх, что вширь. Ей и прозвище дали – Сенокосилка, что означало: под ее руку лучше не попадаться. Собственно, другая женщина с такой кошмарной работой не справилась бы. Вчера разбушевалась одна (фильмы ужасов просто отдыхают), так две санитарки не могли ее скрутить, позвали Сенокосилку, которая пашет на две ставки днем и ночью в дурдоме, как дома. Сенокосилка одна справилась с буйной больной, практически вынесла ее из палаты в отдельные покои.

– Лапочки! – Вошла Сенокосилка и указала сарделькообразным пальцем на следующих, указала выборочно, кто ей больше нравился. – Ты… Ты…

В милость попали и Тоша с Милой. Для прогулок выдавалась спецодежда, одеваясь, Тоша тихонько захихикала:

– Наверное, барахло от жмуриков осталось. Ой, чует мое сердце, после этого ада придется лечиться от грибковых заболеваний.

– А почему нашу одежду не дают? – шепотом спросила Мила.

– Наша придурковатая врачиха, садистка чертова, унижать любит…

– Разговорчики! – гаркнула Сенокосилка.

Мила задыхалась в палате, и первое, что сделала, попав в загон для прогулок, глубоко вдыхала свежий весенний воздух. Тоша потащила ее к ограждению из металлической сетки с мелкими ячейками, где поменьше женщин, которых выпустили из разных палат. Она сладко потянулась, подняв руки вверх и хрустнув косточками, а Мила поежилась:

– Слушай, здесь забыли о правах человека…

– О! Началось. Ты это брось, о правах думать. Да и не люди мы здесь, а психи. Утешай себя мыслью, что не везде так, как в этом дурдоме, нам просто не повезло. Милка… – перешла она на шепот и огляделась. Неподалеку пританцовывала женщина, из-под хламиды которой выглядывал пеньюар. Тоша ее отогнала: – Иди отсюда! Я сказала: пошла вон!

– Что ты хотела сказать? – заговорила шепотом и Мила.

– Я придумала, как тебе позвонить.

– Как? Как? – загорелись глаза Милы.

– Иди к нашей главной психопатке и просись убрать у нее в кабинете. Говори: мне работать хочется. Полы вымой. Главное – честные глаза и преданный тон. Ничего, согнешь спину, не переломишься, а она трудотерапию считает основой для выздоровления. И чем чернее труд, тем лучше результат, поняла? Пока мы в «смотровой», не работаем, – мы тяжелобольные. А как переведут в нормальные условия, заставят пахать: бусы на ниточку нанизывать, варежки вязать. Дисциплина там жуткая, пописать не сходишь, когда захочешь.

– А ты говорила – относительная свобода.

– Это после работы. Даже танцы устраивают, кино разрешают смотреть. Так вот, когда будешь убирать, обязательно получится, что в какой-то момент в кабинете не будет врачей, ты и позвонишь. Это единственная возможность.

– Спасибо, – сжала ей руки Мила.

После прогулки она подошла к Сенокосилке:

– Извините, можно мне поговорить с главврачом?

– А чего надо-то? – покосилась на нее та.

– Ну… – замялась Мила. – Посоветоваться.

Сенокосилка подумала, неожиданно кивнула Миле, мол, иди за мной, и зычно гаркнула:

– Шура! Последи за лапочками. – В кабинет к врачихе втолкнула Милу, не рискуя оставить ее в коридоре. – Эта вот хочет посоветоваться с вами.

Врачиха кивнула, разрешая больной остаться, Сенокосилка ушла.

– Мне… – начала Мила несмело, так как врачиха буравила ее глазами, – мне бы поработать. Я не привыкла без дела… Можно я у вас уберу… полы вымою… и в коридоре…

– Техничка убирала, – не переставая буравить ее безучастными глазами, сказала «главная психопатка».

– А я еще уберу. Будет чисто. Я же не прошу за работу плату, это мне нужно. Хочу полы мыть.

– Слово «хочу» в вашем лексиконе не должно присутствовать.

– Простите, я не знала…

– Но, учитывая ваше примерное поведение, я пойду вам навстречу. Уберете коридор вечером. И туалет.

– Спасибо, – искренно улыбнулась Мила.

Туалет так туалет, от этого еще никто не умирал, как-нибудь и она не умрет.

Разумеется, Серафим знал Алика, но только визуально, бывшего мужа жены не слишком-то дружелюбно встретил:

– Что вам… Алик, нужно?

– М-да, – тот улыбнулся. – Мне поручили узнать, что с Милой.

– Кто, простите, поручил?

– Ее мать. Она волнуется, почему Мила не отвечает на звонки.

– Мила не может ответить, она забыла мобильный телефон дома. Я сам позвоню теще.

– Все же где Мила? – потребовал ответа Алик.

– Я не обязан перед вами отчитываться.

Алик выпятил нижнюю губу, пожал плечами, так сказать, дал понять: ну и хрен с тобой. Попрощавшись, он вышел из магазина, направился к остановке, но тут зазвонил мобильник:

– Вячеслав? Я уже виделся с мужем Милы…

– Извините, что перебиваю, у вас есть время?

– В смысле?

– Мы в городе, не могли бы вы зайти в гостиницу «Восток»?