– Что стряслось? – спросил он, когда Лэнгуайзер ответила. – Раз вы оба звоните мне, произошло что-то очень серьезное.

– Гарри? Как ты?

– Держусь. Что вы там завариваете?

– Забавно, что ты так выразился. Роджер скоро подъедет, и я сегодня вечером собираюсь готовить еду. Мы хотим еще раз изучить показания Аннабел Кроу перед большим жюри. Заедешь?

Босх знал, что Дженис живет в Агуа-Дьюс – час езды на север.

– Я весь день провел за рулем. В Лонг-Бич и обратно. Считаешь, я вам действительно нужен?

– Совсем не обязательно. Просто мы не хотели, чтобы ты чувствовал себя не у дел. Но звонили мы не поэтому.

– А почему же?

Босх был на кухне – ставил в холодильник упаковку из шести бутылок "Энкор стим". Он вытащил из упаковки одну бутылку и закрыл дверцу.

– Мы с Роджером советовались все выходные. Еще говорили с Элис Шорт.

Элис Шорт была заместителем начальника управления шерифа и отвечала за главные процессы. Их босс. Похоже, с ними таки связались по делу Ганна.

– И о чем вы говорили? – спросил Босх.

Он сунул бутылку в открывалку и дернул вниз, срывая крышечку.

– Похоже, мы выигрываем по очкам. Все в масть. В сущности, дело пуленепробиваемое, Гарри, и мы считаем, что лучше бы спустить курок завтра.

Босх мгновение молчал, пытаясь расшифровать все оружейные метафоры.

– То есть завтра вы собираетесь отстреляться?

– Не знаю. Возможно, мы снова поговорим об этом сегодня вечером, но Элис нас благословила, и Роджер считает, что это правильный ход. Утром мы запустим последних свидетелей, а после обеда покажем Аннабел Кроу. И ею закончим – человеческой историей. Она будет нашим замыкающим.

Босх онемел. Вероятно, с точки зрения обвинителей, это правильный ход. Но значит, что со вторника ситуацию будет контролировать Джон Ризн Фауккс.

– Гарри, что ты думаешь?

Он сделал большой глоток из бутылки. Пиво, только что из багажника, было теплым.

– Я думаю, что у вас всего один выстрел. Вам следует серьезно пораскинуть мозгами сегодня, пока ты готовишь спагетти. Второго шанса не дадут.

– Мы понимаем, Гарри. А откуда ты знаешь, что я готовлю спагетти?

Судя по голосу, она улыбалась.

– Угадал.

– Что ж, не беспокойся, мы пораскинем мозгами.

Лэнгуайзер молчала, давая Босху возможность ответить.

– На случай если мы пойдем этим путем, как там Кроу?

– Ждет своего выхода. Готова.

– Можешь связаться с ней сегодня вечером?

– Нет проблем. Скажу, чтобы приехала завтра к полудню.

– Спасибо, Гарри. Увидимся утром.

Они попрощались.

Не следует ли позвонить Маккалебу и рассказать, что происходит? Босх решил подождать. Вышел в гостиную и включил стереосистему. Диск Арта Пеппера по-прежнему был в проигрывателе. Вскоре комнату заполнила музыка.

Уинстон подъехала к голливудскому отделению полиции Лос-Анджелеса, вышла из машины и увидела Маккалеба. Тот стоял, облокотившись на бампер "чероки", и рассматривал ее "БМВ".

– Я опаздывала. Не было времени взять служебную машину.

– Мне нравятся твои колеса. Ты же знаешь, что говорят в Лос-Анджелесе: человек есть то, что он водит.

– Не надо составлять мой психологический портрет, Терри. Еще чертовски рано. Где бумаги и пленка?

Маккалеб заметил, что она не в духе, однако комментировать не стал. Обошел свою машину, открыл дверцу с пассажирской стороны и вынул папку с материалами и видеокассету. Вручил их Уинстон, и она отнесла все к себе в машину. Маккалеб закрыл "чероки", глянув через окно на пол перед задним сиденьем, где стояла прикрытая утренней газетой коробка. Прежде чем явиться на свидание, он зашел в круглосуточный магазин на бульваре Сансет и сделал фотокопии всех отчетов. С пленкой было сложнее: он не знал, где ее можно быстро переписать. Поэтому просто купил чистую видеокассету и поменял футляры. Вряд ли Уинстон станет проверять пленку.

Когда она вернулась от машины, Маккалеб указал подбородком на другую сторону улицы:

– По-моему, я должен тебе коробку пончиков.

Как раз напротив участка стояло запущенное двухэтажное здание. В окнах первого этажа сияли дешевые неоновые рекламы с предложениями о поручительстве и номерами телефонов – вероятно, чтобы помочь будущим клиентам запомнить их с задних сидений проезжающих патрульных машин. Фирма посерьезнее обзавелась рисованной вывеской над окном: "Залоги Валентино".

– Которая? – спросила Уинстон.

– "Валентино". От Руди Валентино Таферо. Так его прозвали, когда он работал по эту сторону улицы. – Маккалеб снова окинул оценивающим взглядом объявления и покачал головой: – Я все еще не понимаю, как вообще зацепились неоновый поручитель и Дэвид Стори.

– Голливуд – это просто уличный хлам с деньгами. Так зачем мы здесь? У меня мало времени.

– У тебя жетон с собой?

Уинстон бросила на него взгляд, говорящий: "Кончай дурью маяться", и Маккалеб объяснил, что хочет сделать. Они поднялись по лестнице и зашли в участок. У конторки Уинстон показала жетон и спросила сержанта ночной смены. Из маленького кабинета вышел человек с фамилией Цукер на карточке и сержантскими нашивками на рукаве. Уинстон снова показала жетон и назвалась, потом представила Маккалеба как своего партнера. Цукер нахмурил густые брови, но не спросил, что означает "партнер".

– Мы занимаемся делом об убийстве в новогоднюю ночь. Предыдущую ночь жертва провела у вас в камере. Мы...

– Эдвард Ганн.

– Верно. Вы знали его?

– Был у нас несколько раз. И разумеется, я слышал, что он больше не вернется.

– Нам надо поговорить с кем-нибудь из ночной смены, кто занимается камерами.

– Что ж, наверное, я вам подойду. У нас нет строгого распределения обязанностей. Тут каждый крутится, какможет. Что вы хотите знать?

Маккалеб достал из кармана куртки фотокопии материалов дела и разложил на конторке.

– Нас интересует, как за него поручились.

Цукер развернул страницы к себе. Ткнул пальцем в подпись Руди Таферо.

– Здесь же сказано. Руди Таферо. У него контора напротив. Он пришел и поручился.

– Ему кто-то позвонил?

– Да этот тип сам и звонил. Ганн.

Маккалеб постучал пальцем по копии бланка:

– Он звонил по этому номеру. Своей сестре.