Впрочем, «практическими занятиями» мои физмучения именовала исключительно Мэнэми. Особым разнообразием они не отличались — бег, упражнения и тренажеры. Инструктор Ли больше не пытался проводить со мной занятия по рукопашному бою и стрелковой подготовке, видимо, решив для начала привести меня в порядок. Младший-то хоть и был пацаном для своих годов нормальным, что по весу, что по мышечной массе, но вот физкультурой себя никогда не утруждал. Как, впрочем, и я в свое время. А теперь мы с ним на пару вынуждены были отдуваться за свою недальновидность. Часто меня донимали и свои, и его мысли на предмет «да ну на фиг всю эту ерунду — айда валяться дома на боку и слушать музыку!..», но я их старательно давил.

Хотя порой и было очень тяжело, прямо до невозможности, но я сразу же вспоминал первые занятия по физре в институте, когда после школьного ничегонеделанья и сидения на скамейке приходилось выкладываться на сто двадцать процентов. Нужно сказать, это помогало — иногда я готов был просто упасть на пол и больше ничего не делать, но мое упрямство обычно оказывалось сильнее усталости. Умом-то я понимал, что все это в будущем мне принесет только пользу, но в то же время знал, что добровольно я бы это делать никогда не стал, — видать, уж такая я ленивая и безвольная сволочь, все-то мне нужно делать из-под палки…

…Принять душ после всех этих занятий, переодеться из спортивного тренировочного костюма в уже ставшую привычной форму, перекусить в столовой — и в тир.

Хоть какая-то отдушина — прийти, пострелять, отвести душу… Сержант-оружейник стал уже здороваться со мной как со старым знакомым — еще бы! Я ведь почти что каждый божий день на стрельбище хотя бы часик, да просиживал. Стрелять мне действительно нравилось — моя милитаристическая душа была, что называется, просто в восторге. Больше я, правда, уже не баловался с тяжелыми, не по моим габаритам машинками и выбрал себе несколько видов подходящего мне оружия — для новичка я, может быть, стрелял и неплохо, но я-то хотел, чтобы все было еще лучше, а для этого требовалось тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться…

Упор я сделал на два образца оружия — мой табельный «Глок-17» и «АК-74М», выбранный мной в качестве тяжелого оружия, и именно с ними и возился львиную долю времени. Итогом стали вечно запачканные маслом руки, мозоль на указательном пальце и небольшая рваная ранка на левой руке, полученная во время первой моей самостоятельной разборки «калаша», правда, очень быстро зажившая.

График моих занятий в КРАФТ порой мог быть и совершенно другим. Например, вместо каких-либо занятий часа три-четыре потупить в имитаторе контактной капсулы «сарка», пока умная машинерия доктора Аякс фиксировала мой уровень синхронизации и общее состояние организма в целом. Затянули, правда, как-то меня и на полноценный медосмотр…

Брр!.. Аж мурашки по коже, как вспомню! Жутковатая процедура… И вроде бы ничего особенного не делают — лежишь себе на гладком столе, надежно зафиксированный «кандалами», а сверху скользит изогнутая балка, проводящая сканирование организма.

Вот только лежишь ты так полчаса минимум, в полутемном помещении, на прохладном столе, до боли напоминающем прозекторский, и, гм, голый. А где-то в уголке, в небольшой застекленной будке, сидит Рэйчел и копается в компе. Опять же в полутьме, только ее лицо и освещено, да и то мертвенным зеленовато-синим светом монитора… Ужас! Чувствовал себя, как в застенках гестапо — так и представлял себе, что Аякс сейчас скинет халат… Спокойно! Никаких грязных мыслей! Вроде бы как… Наверное… Короче, неважно! А под этим халатом черно-серебряный мундир с двумя рунами SS на петлице.

И подходит, значит, ко мне белокурая бестия Рэйчел, постукивая по ноге стеком, и говорит что-то вроде:

«Их бин гауптштурмфюрер Аякс. Ты есть рус шпион! Говори, где есть партизанен!..»

Или так:

«Здравствуй, Синтаро. А ты знал, что на самом деле мы называемся не Kraft, а Ahnenerbe?[25]Впрочем, это уже неважно… Просто мы считаем, что ты на самом деле очень ценный артефакт, который необходимо обстоятельно и всесторонне изучить. Роттенфюрер, аппарат для изучения мне!..»

И бормашина так вж-ж-жи-и-их!..

Мама!..

Так, все, хватит уже, а то меня что-то постоянно не туда заносит — из-за вот такой вот буйной фантазии я так долго и думал, что мне все происходящее просто мерещится.

Да и вдруг еще накаркаю…

Спокойно, я сказал! Без фанатизма!

Видимо, я уже стал постепенно привыкать к своей новой жизни. Пожалуй… Но с привыканием всегда бок о бок ходят скука, обыденность и рутина…

Эх… Рутина, ты моя рутина… Вон даже Мэнэми умудрилась свою болтовню на такзанятиях превращать в уроки — у капитана определенно имеется педагогический талант. Мягко, но настойчиво она вдалбливала в меня расположения ключевых объектов в Фортресс-3, правила поведения при различного рода ситуациях, требуя, чтобы ответ был готов на уровне рефлекса, и отлынивать тут уже не получалось: Мэнэми умела казаться грозной и серьезной. А еще, кажется, Кусанаги начала проверять мои текущие знания по различного рода школьным предметам — иного объяснения всем этим тестам, вроде бы как на закрепление и развитие памяти и мышления, я дать даже и не могу. Похоже, что это все было прощупыванием почвы на предмет того, чтобы сделать из меня не только солдата-штурмовика, но и офицера, а то ведь, право слово, смешно — по званию я всего на две ступени ниже Мэнэми и фактически могу командовать взводом, а реально я и собой-то покомандовать не могу.

Ладно уж, лирика это — нормально все у меня. Живу себе потихоньку, не кашляю — о такой жизни, в принципе, я мог только мечтать. Свобода, приличная зарплата, причастность к праведной борьбе против лютого врага, собственный пистолет под подушкой и грохот любимой музыки в колонках — казалось бы, живи да радуйся! Ан нет! Гложет меня что-то, ой как гложет… Может быть, страх. Ошибусь ненароком в одном из боев — и «прощай, любимый город»!..

Хотя нет, это совсем не то.

За себя я опять же не боюсь — ну, не страшит смерть меня и все тут. Почему? Наверное, просто молод и глуп, больше сказать и нечего: умру — обидно будет и досадно, но не более.

Боже, какой же я оптимист и идиот! Ладно… От самобичевания все равно обиды никакой… Н-да… Опять я начал куда-то не туда уходить — я же вроде бы думал о том, что меня гложет? Ну да, правильно… Вот только что? Страх? Пожалуй… Страх смерти? Может быть, но не совсем… Я бы сказал, что, точнее будет, страх чужих смертей, то, что из-за меня кто-нибудь погибнет.

Я боюсь подвести других, доверившихся и понадеявшихся на меня. Я действительно боюсь этого больше смерти и позора.

Н-да… Что-то я в какие-то истерики ударился. Хотя это на меня похоже — сделать что-нибудь, а потом долго терзаться вопросом «ну на хрена же я так сделал?!». А я ведь еще ничего и не сделал — и время на то, чтобы не допустить возникновения таких ситуаций, у меня еще есть…