25 мая 1918 г., за два дня до ареста А. М. Щастного, разразился мятеж Чехословацкого корпуса, который показал, что предпочтительнее избыток подозрительности в отношении вооруженных формирований внутри страны, чем ее недостаток. Уже 11 июня для борьбы с чехословаками была объявлена частичная мобилизация в Поволжье и на Урале[661]. Нельзя не отметить и того, что расстрел А. М. Щастного произошел всего за две недели до убийства левыми эсерами германского посла В. Мирбаха и событий, вошедших в историю как левоэсеровский мятеж. Осуждение А. М. Щастного вызвало протест со стороны левых эсеров Янушкевича и Вердникова и их выход из состава Верховного революционного трибунала, что не могло не наводить на мысли о сочувствии опальному флотоводцу со стороны левых эсеров. Кроме того, по мнению М. А. Елизарова, «главной военной силой» левоэсеровского мятежа в Москве 6 июля 1918 г. «был матросский чекистский отряд во главе с Д. И. Поповым (бежавшим потом к Н. И. Махно)»[662]. Когда 10 июля командующий Восточным фронтом левый эсер М. А. Муравьев поднял мятеж, он заявил о заключении перемирия с чехословаками и объявлении войны Германии. При этом личная охрана М. А. Муравьева состояла из матросов[663]. Совпадение позиций А. М. Щастного и значительной части моряков-балтийцев с позицией левых эсеров по вопросу о возобновлении войны с Германией давало еще один повод для беспокойства. Таким образом, постфактум мятеж Чехословацкого корпуса, оппозиция среди моряков Балтийского флота и левоэсеровский мятеж выстраивались в логичную цепь мер, направленных на свержение Советской власти, причем моряки оказывались главной ударной силой многих таких предприятий.

Рассматривая роль и место экипажей Минной дивизии Балтийского флота в событиях весны 1918 г., надо отметить, что они вообще отличались более правыми настроениями, нежели экипажи линейных кораблей и береговых команд. Вот несколько свидетельств офицера флота Г. К. Графа. На Первом съезде Балтийского флота (25 мая – 15 июня 1917 г.) представители Кронштадта «требовали введения мер демократизации, самочинно проведенных ими в Кронштадте: уничтожения кают-компаний и передачи их в пользование матросам, уничтожения чинов и, наконец, уничтожения должности командующего флотом. Только благодаря представителям Минной дивизии, бригады крейсеров и влиянию самого командующего флотом (контр-адмирала Д. Н. Вердеревского. – К. Н.), удалось отклонить эти пожелания»[664]. В январе 1918 г. «по инициативе команд Минной дивизии стали собираться митинги, на которых открыто говорилось о необходимости возвращения адмирала Развозова на пост командующего флотом… Лучше всех держалась Минная дивизия. Благодаря ей было собрано общее собрание представителей всех судовых команд и членов Центробалта, которое постановило просить адмирала Развозова вернуться»[665]. Кстати, большевик Ф. Ф. Раскольников полностью солидаризовался с монархистом Г. К. Графом в оценке политического состояния Минной дивизии: «Наиболее отсталой считалась минная дивизия, где политическая работа велась крайне слабо, а немногочисленный личный состав находился под сугубым, можно сказать, исключительным влиянием офицерства»[666]. После Ледового похода, по словам Г. К. Графа, «флот оказался вблизи от центра власти, под непосредственным влиянием и неусыпным наблюдением Смольного. Тем не менее на нем далеко не все было спокойно, в особенности на Минной дивизии. На многолюдных митингах, на которых выступали и офицеры, там стали раздаваться речи против власти комиссаров и призывы к открытому восстанию. Наряду с этим, готовился и план овладения Петроградом после переворота на флоте»[667]. И после расстрела А. М. Щастного «брожение на флоте и, главным образом – на миноносцах, продолжалось еще до начала июля. После целого ряда арестов среди офицеров и команд, а также бегства от почти неминуемого расстрела одного из главных инициаторов возмущений лейтенанта Г. Н. Лисаневича, флот окончательно замер, то есть стал только сборищем кораблей, без руководителей и личного состава»[668].

Таким образом, можно утверждать, что арест и расстрел А. М. Щастного представлял собой превентивную меру, направленную против нескольких вероятных и опасных для большевиков событий. Среди этих вероятных опасностей – организованное восстание моряков Балтийского флота во главе с остатками офицеров под антибольшевистскими лозунгами, такое же восстание, но во главе с левыми эсерами, либо какая – то комбинация из двух предыдущих вариантов. Возможно, что одной из причин переезда СНК в Москву 10–11 марта 1918 г. была определенная зависимость правительства от моряков Балтийского флота, которые считали себя главной революционной силой и претендовали на то, чтобы иметь определенное влияние на СНК. Ультиматум ЗСМВ от 12 января 1918 г. свидетельствует о наличии таких претензий. Еще более определенно это подтверждает поведение личного состава Минной дивизии Балтийского флота. О том, что Совнарком принял решение о переезде в Москву «в значительной степени под влиянием матросской опасности», пишет современный исследователь А. М. Елизаров[669].

На наш взгляд, в событиях вокруг расстрела А. М. Щастного проявился процесс перехода от «традиционного» типа вооруженных сил к «революционному». Объективно в условиях начинающейся Гражданской войны флот представлял собой крупную политическую силу, которая могла в определенной степени диктовать свою волю правительству, прямо или косвенно угрожая мятежом. Что бы ни думали о своем месте и своих действиях «старые» офицеры, они оказались в непривычной для себя роли лидеров части личного состава флота «революционного» типа, и именно так их воспринимали политические деятели. Для вооруженных сил «революционного» типа вполне естественно, что, как только возникло подозрение в неполной лояльности по отношению к такому популярному начальнику, как А. М. Щастный, его дни были сочтены. Возможно, что гибель «красного адмирала» была ускорена назревавшим столкновением большевиков и левых эсеров. Кстати, борьба вокруг фигуры А. С. Максимова в июне 1917 г. была проявлением той же тенденции: Временное правительство было кровно заинтересовано в том, чтобы не дать популярному командующему флотом укрепить свои позиции среди матросов, ведь это могло обернуться выступлением флота против правительства. Правда, летом 1917 г. дело обошлось переводом А. С. Максимова на должность, не имеющую отношения к действующему флоту, тогда как летом 1918 г. А. М. Щастный в подобной ситуации поплатился жизнью.