Однако годы шли, – продолжил Фредди, пока их автомобиль прокладывал путь по Найтсбриджу, плавно, без видимых усилий обгоняя менее мощные средства передвижения, – мы оба приустали от валютных рынков. В том мире перегораешь довольно быстро. Гилберт основал холдинг «Ганнери» и принялся скупать и распродавать компании. Потом занялся строительным бизнесом. Расширился, диверсифицировал вложения. К тому времени он располагал большим состоянием, с таким многое можно себе позволить. Я же все еще торчал в «Стюардсе», стагнировал помаленьку и очень хотел оттуда вырваться. И как-то вечерком мы встретились в одном закрытом клубе. Надрались, поговорили о том о сем. И я понял, что хотя дела у него шли отлично, но чувствовал он себя не очень.

– Может, в нем начала пробуждаться совесть? – спросила Рэйчел.

– Не угадали, – ухмыльнулся Фредди. – Даю вторую попытку.

– Сдаюсь, – ответила Рэйчел. – Что вообще могло испортить ему самочувствие? Ума не приложу.

Если в этой фразе и просквозила ирония, Фредди ее не заметил.

– Все было очень просто. Ему не нравилось, что он платит слишком большие налоги.

Рэйчел фыркнула.

– О, тут нечему удивляться. Пусть у нас и великодушное правительство, пусть оно и понижает верхний предел налогообложения, но когда приносишь домой десять миллионов каждый год, то налоговикам выписываешь чек на четыре миллиона фунтов. И неважно, насколько ты богат. Четыре миллиона в любом случае большие деньги. Обидно, знаете ли.

– Мне жаль его до слез, – буркнула Рэйчел.

– Он был не один такой. Многие в схожей ситуации – правда, на тот момент мало кто мог сравниться с Гилбертом в плане накоплений – испытывали те же ощущения. И я подумал: вот оно, за этим будущее. Мое будущее, по крайней мере.

– Уклонение от налогов? Мило.

– Оптимизация налогов, так я предпочитаю это называть.

– Не сомневаюсь. Послушайте, а где этому учатся? На каких-то специальных курсах?

– Ну, я двинул по самому простому и незамысловатому маршруту. Устроился на работу в налоговую инспекцию.

– Вы стали налоговиком?

– Временно. И это был лучший способ изучить все тонкости системы. Вы не поверите, сколько сейчас налоговых инспекторов увольняется со службы и дует прямиком в Сити, где и оседает в качестве независимых консультантов. Но я был одним из первых. Я проторил им путь.

– Ваша мама должна вами гордиться, – прокомментировала Рэйчел.

Ее сарказм наконец достал Фредди.

– Этот малый, с которым вы сегодня встречаетесь, – спросил он, – чем он занимается?

– Он аспирант, – ответила Рэйчел. – Пишет диссертацию по «Человеку-невидимке». – Ноль реакции со стороны Фредди вынудил ее добавить: – Герберт Уэллс.

– Целую диссертацию, – недоверчиво переспросил Фредди, – по одной-единственной книжке?

– Он трактует состояние невидимости как метафору, – Рэйчел сама не понимала, зачем пустилась в объяснения, – с намерением поговорить о государственной политике. Как люди становятся невидимыми, когда система теряет их из виду.

– Похоже, он реально набрел на новую рыночную нишу, и странно, что туда еще ни один бизнес не сунулся.

– Не все думают о рынке, когда решают, как им жить. – Рэйчел наклонилась к шоферу: – Пожалуйста, Жюль, высадите меня здесь.

Автомобиль сбавил скорость и бесшумно встал как вкопанный.

– Что ж, дайте знать, когда он заработает свой первый миллион, – сказал Фредди. – Я помогу ему минимизировать налоговые выплаты.

– Да, спасибо, мы славно побеседовали.

Поблагодарив Жюля, Рэйчел ступила на Шафтсберри-авеню, запруженную туристами, и с облегчением огляделась: она находилась опять среди людей, чье поведение и помыслы были доступны ее разумению.

– Вы вчера хорошо провели время со своим бойфрендом? – спросила Ливия.

– Очень хорошо, спасибо, – улыбнулась Рэйчел, но в подробности вдаваться не стала: она пока не достаточно близко знала Ливию.

Это была их третья совместная прогулка и наиболее продолжительная. Ливия вывела трех собак – Мортимера и пару эрдельтерьеров, которых она забрала из квартиры в многоэтажке на Глостер-роуд. В Гайд-парке они спустили собак с поводка и, дав им набегаться почти до изнеможения, медленно побрели к галерее «Серпентайн». А затем по проезду Вест-Кэрридж направились к кафе. Декабрьское утро было ярким и солнечным, но жутко холодным. Казалось, в парке нет иных посетителей, кроме женщин, выгуливающих собак. Они уже повстречались с Джейн, королевой в этой профессии, что порой приводила десяток псов за раз. Этим утром ее собаки вели себя беспокойно и непослушно, и Рэйчел с Ливией не удалось с нею поболтать. Мортимер и эрдели притомились, им явно хотелось пить.

К Ливии Рэйчел испытывала симпатию. По образованию румынка была музыкантом, играла в струнном квартете, изредка выступавшем на лондонских площадках, но, разумеется, денег музыка не приносила, а выгул собак обеспечивал ее доходом, хотя и не великим. Играла она на виолончели, и на слух Рэйчел голос ее тоже напоминал звук виолончели протяжностью и богатством меланхоличных обертонов. Говорила она медленно, тщательно подбирая слова, но из-за сильного румынского акцента ее иногда было трудно понять.

– Помните, я вам рассказывала об одной женщине? – Они расположились в кафе, в тепле и уюте; обе взяли дорогущий латте. – У нее такой же рак, как у вашего дедушки.

– Помню, – ответила Рэйчел. – Вы говорили, что она лежала в больнице и сейчас выглядит вполне бодро.

– Да, точно. Так вот, на прошлой неделе она опять попросила меня выгулять ее собаку. У нее чудесная афганская борзая по кличке Уильям. Живет она в доме между Кингс-роуд и рекой. В этом районе Челси очень красиво. Дом у нее маленький, но, думаю, он все равно стоит немало миллионов фунтов. Зовут мою клиентку Гермионой, она из аристократов. То ли герцогиня, то ли баронесса – я толком не понимаю, в чем смысл всех этих здешних титулов. Ладно, как вы уже знаете, два года назад ей сказали, что у нее рак печени и жить ей осталось менее полугода. То же самое, что говорят вашему дедушке. Ни лучевой, ни химиотерапией ее лечить не захотели. Но, когда она лежала в больнице, ее отвели к одному врачу, и он посоветовал новое лекарство, что может ей помочь. Не вылечить, нет, но с ним легче переносить болезнь. И на прошлой неделе я спросила у нее, как называется это лекарство, и она сказала, что ей прописали цетуксимаб. По ее словам, он ей очень помог. Убрал многие симптомы, и побочных действий почти не было. Конечно, рак у нее остался, с этим ничего не поделаешь, но диагноз ей поставили уже два года как, и с тех пор она живет нормально и даже хорошо. Недавно вернулась из Парижа, где навещала друзей, а Рождество собирается провести в Риме у своей дочери.

– Потрясающе, – сказала Рэйчел.