– Может.

Эскадрон Минайи, как единое существо – плотно сбитое и сверкающее на солнце, – прикрывшись щитами и выставив копья, летел вперед. И оставлял за собой густую тучу пыли, в которой мелькали фигуры мавров-пехотинцев, готовых устремиться в прорыв, как только эта отчаянная атака увенчается успехом.

– Вперед, – приказал Руй Диас.

И рысью направился туда, где вился флаг Диего Ордоньеса, вокруг которого строились уцелевшие в первой атаке бойцы. По пути люди Руя Диаса оглядывались на Минайю, уже завязавшего бой. Положение явно изменилось теперь: в тылу противника видны были быстро перемещающиеся знамена. А это значило, что сопротивление эмира Лериды слабеет и бреши заполняются подкреплениями. Заметив это, сарагосцы придвинулись вплотную к месту схватки, чтобы помочь своей кавалерии и начать рукопашную.

– С-сумеют, – настаивал Бермудес.

Руй Диас ничего не ответил. Он искал глазами орла, но того уже не было в поднебесье. Это могло быть добрым знаком или дурным, но времени размышлять уже не оставалось. Они подъехали к бойцам Ордоньеса, который выстроил эти шестьдесят или семьдесят человек в три шеренги: все были верхом и готовы к бою. Ордоньес двинулся навстречу:

– Рад видеть тебя живым, Сиди.

– А я – тебя.

Ордоньес являл собой зрелище, способное смутить не только врага, но и друга: весь в пыли и запекшейся крови, без шлема и верхом на чужом коне, из чего Руй Диас сделал вывод, что его жеребца убили или покалечили в атаке. Рука, державшая меч, была в запекшейся крови – чужой, но и собственная бурой коростой покрывала шею и плечо: она пролилась из раны, которая тянулась от шеи к виску и проступала сейчас под наспех и неумело наложенной повязкой. На лысом лбу виднелись глубокие следы от кольчужного капюшона.

– Что с тобой?

– С этими сволочами уха лишился… – мрачно проворчал Ордоньес. Струйки пота прочертили борозды по грязному лицу. – Хорошо, что у меня их два.

Они взглянули туда, где шел бой. Пехота обоих эмиратов сошлась в рукопашной, флаг Минайи по-прежнему развевался в самой гуще, а сам он вроде бы не собирался отступать. Либо он побеждал, либо его обложили со всех сторон. Чтобы лучше видеть, Руй Диас привстал на стременах. В поле зрения попал теперь и зеленый флаг Якуба, бившийся на ветру левее. Не дожидаясь новых приказов, раис ввел в бой подкрепление.

– Эта тварь мавританская дело свое знает, – пробурчал Ордоньес, смотревший туда же.

Миг пришел, сказал себе Руй Диас. Или мне так кажется. Но если промедлить – упустишь его навсегда. Доверяясь наитию, он решил, что настала пора сыграть в чет-нечет. Победа или разгром. Бог или дьявол.

Однако сомнения не покидали его. И это плохо. В бою важно не что именно ты делаешь, а как – с отвагой и решительностью.

Он снова взглянул на своих всадников. Они уже примкнули к отряду Ордоньеса, выстроились в боевой порядок рядом с его людьми. Полторы сотни людей и лошадей, готовых вновь ринуться в битву. Одни делали по глотку из фляг, другие оправляли доспехи, третьи оглаживали лошадей, беспокойно мотавших головами.

– Справятся, – сказал Ордоньес, угадав, о чем думает командир.

Лица, обрамленные железом, не выражали никаких чувств. Всадники смотрели на своих начальников в ожидании приказа и в готовности сражаться и умирать, принимая все, что бы ни ожидало впереди – разгром или победа. За это они и получали по тридцать динаров жалованья в месяц. Чтобы снискать себе хлеб насущный, они без разговоров принимали ту неверную судьбу, которую, как кости из стаканчика, выбросит перед ними рука случая.

– Посыльный, – сказал Бермудес, сощурившись.

В самом деле – к ним галопом скакал одинокий всадник, оставляя позади себя стремительный и отвесный столб пыли.

– Кажется, это Галин Барбуэс, – сказал Ордоньес.

Да, это был он. Нещадно вонзая шпоры в уже окровавленные бока своего коня, а потом осадив его так резко, что тот присел на задние ноги и проскользил по земле несколько шагов, Галин, едва переводя дыхание, доложил обстановку. Якуб аль-Хатиб велел передать, что пехота эмира Лериды дрогнула и разравнивает ряды, а тяжелая конница графа Барселонского, до сей поры стоявшая в стороне и участия в сражении не принимавшая, двинулась союзникам на помощь.

– Если ударит по нашей пехоте – сомнет… Раис просит, чтобы мы всеми силами предприняли встречную атаку. А он вышлет, сколько сможет, своих легкоконных вам в помощь.

– Нет времени ждать их.

– Они уже выступили. Скоро прибудут.

Руй Диас поглядел налево, потом направо, прикидывая расстояние и время. Черт возьми, слишком скоро все закрутилось. Чересчур скоро.

– Где нам ждать франков?

Барбуэс, резко дернув повод, развернул коня. Сощурил глаза под кожаным шлемом, показал куда-то вдаль:

– На нашем правом крыле.

– А как там Минайя?

– Держится, похоже. То отступит на несколько шагов, то опять отобьет их… Не бросает мавров-пехотинцев, а те – его. По всему видать, вцепился крепко.

– Хорошо. Передай, пусть держится, сколько сможет, не прогибается… Мы скоро подоспеем.

– Будет исполнено.

Галин галопом пустился в обратный путь. Руй Диас взглянул на Ордоньеса, а потом – на Бермудеса:

– Выше знамя, чтобы видели все, кто сейчас в бою.

Бермудес, приподнявшись в седле, выполнил приказ. Руй Диас шевельнул поводьями, поворачивая коня налево, и коснулся его гривы. Потом обернулся к своим бойцам:

– Стройся клином.

В подобных обстоятельствах это был самый действенный способ атаки, хоть и не давал возможности отступить. Перестроиться будет можно только за неприятельским строем и только если прорвешь его. А нет – не взыщи.

– Поехали поищем твое ухо, – сказал он Ордоньесу, показывая на линию неприятельской обороны. – Бог даст, найдем.

Бургосец раскатился своим обычным свирепым смехом, провел ладонью по лицу, стирая пыль и пот, застилавшие глаза.

– А не найду свое – отрежу чье-нибудь еще. Все равно помирать.

– Погоди, поживем еще. Надо жить.

– И убивать.

Подошли долгожданные мавры. Было их человек тридцать, все как на подбор – закаленные и опытные вояки: смуглые, с остроконечными бородками, в стальных шлемах, окрученных чалмами. Почти все – со щитами, копьями, мечами и в кольчугах. Очень спокойно они молча встали в ряды кастильских всадников, а те потеснились, давая им место. Те и другие, подумал Руй Диас, вспомнив слова Якуба, люди хорошего рода. Способные спокойно идти отсюда – и в вечность.

Он вытащил меч и положил его на правое плечо. Кто считает, что проиграл битву, тот на верном пути к поражению.

– Я – Сид Кампеадор, а вы – мои воины. Пусть при звуках нашего имени рыдают в Лериде и Барселоне вдовы и сироты.