Когда вернулась к тому месту, где Давид доедал яичницу, он указал головой в сторону автомобиля и сказал:

– Бензин заканчивается. Что будем делать? Жаль бросать его посреди пустыни.

– У нас имеется небольшой запас, – указал она. – Когда используем этот запас, придется нестись к ближайшей колонке.

– И на сколько его хватит?

– На двести километров.

– И что, на расстоянии двести километров отсюда имеется заправочная станция?

– В Тазира. А дальше начинается шоссе, идущее от Абече до Аль–Фашера – единственное, соединяющее Чад с Суданом. Самый короткий путь, чтобы попасть в Судан.

– И не будет проблем на границе?

– На какой границе? – улыбнувшись, переспросила она. – Зачем нужны границы в пустыне?

Оба замолчали.

И вправду, зачем нужны границы в пустыне? Людей здесь почти не бывает, вокруг лишь ветер, песок и солнце, а эти не признают такую формальность, как «границы», осложняющие жизнь, они стирают их, не оставляя от них ни единого следа.

Давид покончил с едой и сидел, прислонившись спиной к шершавому стволу пальмы, и курил. Миранда вымыла посуду, убрала все и, сев перед ним, спросила:

– Расскажи мне о ней…

– О Надие?

Она кивнула.

– Во все эти дни, оставаясь здесь одна, наедине с собой и своими мыслями, я только и делала, что думала о ней, о том, что ей пришлось перенести. Я так мысленно связана с ней, как ни с одним другим человеком, ну, может быть, за исключением Алека, и, тем не менее, совершенно не знакома с ней. Как так может быть?

Он немного замешкался с ответом, не уверенный в том, какие именно слова следует подобрать, чтобы поточнее описать ее.

– Она… Она словно пришла из другого мира, – начал он, наконец. – Все в ней выходит за рамки тех представлений, которые мы привыкли формировать в своем сознании, общаясь с другими людьми. Она негритянка, но в то же время черты ее лица, как у белой женщины. Точно так же, как и ее волосы, и то, как она держится в обществе. Завоевала олимпийскую медаль в беге, но одновременно умеет говорить на пяти языках, выпускница факультета политологии и считается экспертом в области африканистики. Она нежная, женственная, но характер у нее как у мужчины деятельного и энергичного. Серьезная и в то же время большая проказница, страстная и расчетливая, гордая и скромная, робкая и смелая… Она соткана из противоречий, но эти противоречия уживаются в ней весьма гармонично.

– Ощущаешь себя ниже ее?

– Все мы, как бы, ниже ее…– смущенно отвечал он. – Я знаю, что так оно и есть, однако это меня не огорчает и не беспокоит особенно, но я очень горд от того, что среди прочих мужчин в этом мире она выбрала именно меня. Очень часто проблемы в семье возникают из–за бесконечной борьбы за то, кто будет во главе, а в нашем случае такого не происходит.

Я признаю ее главенство в семье, но Надия достаточно умна, чтобы и для меня оставить важную роль… Перед людьми чужими, приходящими к нам в дом, я, как бы это сказать, «гений», что ли, но некоторые из моих суждений – это ее мысли. Она ограничивается тем, что внимательно все слушает и даже иногда утверждает, что все, сказанное мной, удивляет и очаровывает ее… Она настолько умна, что ловко скрывает это…

Миранда улыбнулась, но в ее улыбке не было и намека на насмешку.

– Понимаю, – сказала она. – Это, как нельзя лучше, показывает и доказывает, как она любит тебя.

Хотела было добавить еще что–то, но Давид жестом остановил ее.

– Кто–то едет.

– Должно быть Алек.

– Нет, приближается с юга,– и, саркастически прищурив один глаз, добавил.– Видишь, я уже становлюсь экспертом.

Взобрались на вершину дюны, держа ружья наготове, и терпеливо ожидали пока всадник не подъедет. Остановившись рядом с ними, он опустил верблюда и спустился с седла.

– Ассалам алейкум.

– Ассалам алейкум.

– Меня зовут Малик–эль–Фаси, родом я из Кель Тальгимусс, – представился туарег.

– Малик «Одинокий»? – удивилась Миранда.

– Да, так меня называют.

Они прошли в тень, сели под пальмами, Давид и Малик друг напротив друга, а Миранда приготовила чай. Давид с любопытством разглядывал легендарного туарега, о ком так много слышал в последнее время.

– Алек Коллингвуд разыскивает тебя, – сказал он наконец.

– Я знаю, – ответил туарег. – Он едет сюда.

Миранда взобралась на ближайшую дюну и осмотрела горизонт, но ничего не увидела и вернулась с растерянным видом.

– Никого нет…

– Едет, едет, – повторил Малик. – Мой верблюд учуял его.

Они удивленно посмотрели на животное, спокойно жующее неподалеку, и растерянно переглянулись.

Чай, какой готовят именно в Сахаре – огненно горячий, чрезвычайно сладкий и густой, разлили по маленьким стаканам. Малик пил его с удовольствием, короткими глотками, не обжигаясь, хотя даже держать стакан в руке было трудно. Закончив пить, он устало закрыл глаза, прислонился спиной к стволу пальмы и так неподвижно сидел несколько минут. Потом встал, наклонил голову в знак благодарности за чай и, выйдя из тени, прошел около сотни метров, повернувшись лицом в сторону Мекки, опустился на колени и начал молиться под безжалостным солнцем, способным расплавить камни.

Давид и Миранда молчали и наблюдали за ним, не осмеливаясь прикоснуться к своему чаю.

– Странный тип, тебе не кажется? – прокомментировал он.

– Человек–легенда… Рассказывают, что он убил столько людей… что это заметно по его лицу… Но мне он показался человеком грустным…

– Поневоле станешь грустным, если будешь в одиночку бродить по пустыне. В одну из тех ночей, когда я дежурил на дюнах, мне вдруг так сделалось одиноко и еще немного и я бы, наверное, спятил. Единственное, что поддерживало во мне силы и желание жить – это надежда на то, что нам удастся спасти Надию. Но у него никого не осталось, а одной жажды мести недостаточно, чтобы заполнить такие ночи, – он задумался.– Или достаточно?

– Не забудь, он родился здесь, в этом мире, в пустыне, среди песков и солнца.

– Одиночество – это не тот мир, чтобы принадлежать кому–то. Взгляни на него! Он, наверное, несколько месяцев ни с кем не разговаривал, но, встретившись с нами, едва произнес пару фраз и удалился вновь, чтобы побыть наедине со своим Богом… Думаешь, он сможет найти утешение в молитвах и общении с Богом?

– А ты бы смог найти утешение в молитвах?

– Нет.

– А пробовал?

Он отрицательно покачал головой.

– Никогда не хотел впутывать Господа в мои дела. Мне всегда казалось, что он где–то далеко–далеко. Но этими ночами, смотря на звезды, мне показалось, будто он где–то совсем недалеко, где–то рядом, живет в пустыне. Ты читала «Маленького принца» Сент–Экзюпери?