– Мама дорогая! – взгрустнул я.

– А что такое? – удивился принц.

Он стоял под ласковым южным солнцем и жмурился. Над верхней губой пробивался белесый пушок, свидетельствующий, что юному принцу еще не доводилось бриться.

Я посмотрел на этот мешок костей и брякнул без особой деликатности:

– Да вот гляжу на вас, ваше высочество, и размышляю. Как же вы кирасу на себе таскать собираетесь? Она ведь тяжелая.

– Не вашего ума дело, барон, – вспыхнул как порох Антон Ульрих.

Вспыхнул и тут же угас. В этом весь он, все его проблемы.

Я пояснил:

– С этого дня как раз моего, ваше высочество.

И, глядя на его растерянное лицо, счел нужным добавить:

– Вы уж простите меня за резкость.

Принц стушевался:

– Тогда и вы меня простите, фон Гофен. У вас такой тон… Я чувствую себя будто школьник перед экзаменатором.

– И правильно чувствуете. Мне вас в оборот взять придется, уж не взыщите. Но вам это пойдет на пользу, ваше высочество. Пусть мои слова послужат вам утешением, когда будет трудно, а то, что придется несладко, я вам гарантирую.

Диспозиция была и комичной, и трагичной одновременно, но принц, видимо, хорошенько все взвесил, догадался, что врать мне нет никакого резона, и торжественно объявил:

– Я вам верю, барон, и отныне вручаю мое бренное тело в ваше полное распоряжение.

– Договорились, ваше высочество. Я сделаю ваше тело здоровым, а в здоровом теле найдется место и здоровому духу.

На самом деле с подопечным мне повезло, только я сразу этого не понял. Гены у принца были замечательными. Стоило лишь правильно распределить нагрузку, и молодое тело стало наращивать мускулатуру в нужных пропорциях.

Лепить из него брутального мачо не имело смысла. Все-таки как личность он сформировался еще в детстве, поперек лавки класть уже поздно, но придать ему толику уверенности было в моих силах.

Все его проблемы проистекали из-за слишком покладистого характера. Принц был слишком добрым, слишком вежливым, слишком скромным. А нареченная невеста спала и видела в грезах его полную противоположность: страстного бунтаря, ниспровергателя основ, но при этом обходительного и знающего толк в политесе. Тихий, созданный для семейной жизни, Антон Ульрих был уютным и домашним. Понятно, что Анне Леопольдовне, у которой по причине молодых лет до сих пор гулял ветер в голове, заика-принц не нравился.

Она не понимала, что брак с кем-то вроде саксонца Линара, порхающего мотыльком из одного алькова в другой, будет хуже каторги, что придется пролить немало горьких слез и забыть, что такое женское счастье. Она начиталась сентиментальных романов, в которых коварные искусители преображались, встретив истинную любовь, и верила, что граф Линар чудесным образом переменится, став прекрасным и верным супругом. Что взять с наивной девчонки?

Анна Леопольдовна видела в моем подопечном безвольную тряпку, в упор не замечая таких качеств, как отвага, ум, бескорыстие, надежность и доброта. Понадобились дворцовый переворот, арест и длительная ссылка, прежде чем строптивая цесаревна смогла, наконец, оценить Антона Ульриха по достоинству. Мне кажется, только там, в ссылке, между супругами возникла большая настоящая любовь. Принц был с Анной до трагического конца, делил все муки и тяготы. Пожалуй, я могу назвать это подвигом, самопожертвованием во имя любимой и детей.

Каждый раз, когда я глядел на принца и его адъютанта Геймбурга, мне было грустно, на душе скреблись кошки. Иногда, в зависимости от обстоятельств, приходилось выдавливать из себя улыбку или, наоборот, казаться строгим и неприступным. Я слишком хорошо знал, что ждет в будущем их, в сущности зеленых, неоперившихся юнцов. Мои не шибко великие знания приносили много печали.

Еще хуже стало, когда мы сошлись поближе. Как я ни старался оттянуть этот момент, но… Это неизбежно, если приходится проводить много времени вместе. Мы подружились, я узнал принца и его адъютанта с нескольких сторон, стал ему симпатизировать. Мои подопечные не были ангелами во плоти, у них хватало недостатков, но такой печальной участи, которую им уготовили после елизаветинского переворота, они не заслужили. Я стиснул зубы и пообещал не допустить столь вопиющей несправедливости. Пусть у этих парней жизнь сложится иначе, и желательно в разы лучше. Если благополучный исход зависит от меня, я приложу к этому все усилия!

С каждым днем принц нравился мне все больше и больше. Он умел отличить честь от гонора, никогда не жаловался, если я был слишком строг. В благородных жилах текла благородная кровь.

Принц последовал моему совету и отправил почти всю свиту назад, в Санкт-Петербург. Остались только Геймбург и два пажа. Личный врач перешел в подчинение к главному лекарю батальона Вихману. За это Антон Ульрих получил личную благодарность от Бирона. И вроде не такое уж великое событие, но с каким неприкрытым удовольствием принц слушал его слова.

Все переходы юноша проводил в седле. Это далеко не так просто, как кажется. Достается и коню, и всаднику. Но надо терпеть, и принц терпел, а ведь нагрузка на его пока далеко не богатырские плечи легла нешуточная. Но иначе было нельзя, время летело вперед, мы не имели права растрачивать его впустую. Каждая упущенная минута шла в актив врагу, делая призрак будущего переворота отчетливым и явным.

Как только гвардейцы останавливались на привал, я отпрашивался у Бирона и приходил к палатке принца. Начинались тренировки с полной выкладкой, до изнеможения. Только так мы могли добиться впечатляющих результатов, а они были очень нужны, в первую очередь принцу. Лишь при этом условии он мог стать другим: не размазней-рохлей, а крепким стопроцентным мужиком. И плевать, что у нас не было тренажерного зала – гири, штанги и тренажеры с успехом заменялись подручными средствами: пушечными ядрами, камнями, дровами и перекладиной в виде первого подвернувшегося толстого сука на дереве.

Я гонял королевскую особу до седьмого пота. Принц бегал, прыгал, отжимался на кулаках и пальцах, крутил солнышко и качал мускулатуру. По-моему, он еще умудрился и подрасти на пару сантиметров. Но тут скорее виной его молодой возраст.

Кроме обычной физподготовки не забывали о прикладных вещах вроде фехтования, стрельбы и… бокса.

Кирюха сшил несколько комплектов кожаных перчаток (уж чего-чего, а с кожей в обозе проблем не было), набил конским волосом для смягчения ударов. У Майка Тайсона, понятно, были покруче, но нам на первое время сойдет.

Я постучал по раскидистой березе, как по боксерской груше, и, удовлетворившись результатом проверки, пошел к Антону Ульриху.

Гренадеры, охранявшие принца, доложили, что этой ночью их королевское высочество изволило быть у маркитанток. Я сразу понял, откуда ветер дует. Неугомонный Геймбург сумел-таки подбить Антона Ульриха на приключения. Ах, молодость, молодость! Ты так прекрасна в своей безалаберности!