– Начать с того, что отравить она собиралась вовсе не себя, – заметил следователь. – Вы же помните, яд оказался в питье для Виктора Алексеевича. И судя по всему, ему же и предназначался.

Но все равно подруги ничего не понимали. А как же отравленные конфеты, которыми пытался угостить Киру душка Борис?

– Они ведь тоже были отравлены! – воскликнула Леся.

– Погоди-ка! – остановила ее Кира. – Борис говорил, что конфеты он взял в доме у Виктора Алексеевича. Но специально их ему никто не давал.

– Ну и что? Это были его любимые конфеты. Все в доме знали об этом. И ясно, что коробка предназначалась Борису.

– Да. В самом деле. И это странно.

Еще бы не странно. Неужели Валькирия совсем свихнулась и пыталась отправить на тот свет своего же обожаемого жениха? Начинила конфеты ядом и подбросила их в его дом. Но зачем? Узнала про Настю и захотела отомстить неверному? Но у Бориса, судя по тому, что подруги узнали за это время о молодом человеке, был если не гарем влюбленных в него девиц, то что-то вроде того. Валькирия должна была понимать это. И главное, как это увязывалось с тем, что в итоге она сама хлебнула отравленного зелья?

– А я поняла! – воскликнула Леся. – Честное слово, поняла!

– Интересно будет послушать.

– Валькирия ненавидела Бориса за его измены. И решила его отравить. Но когда у нее это не вышло, то она приняла яд сама.

– С горя?

– Да! И чтобы своей смертью навсегда поселить в нем чувство вины. И остаться если не в его сердце, то хотя бы в его памяти.

– Очень трагично, но крайне глупо, – рискнул заметить следователь.

– А Валькирия именно такой и была!

Но в этот момент их дискуссию прервали. В кабинет Слепокурова вошел один из оперативников. И бросил на стол фотографии каких-то картин, икон, серебряной домашней утвари, шкатулок из резного красного дерева с перламутром и золотом, табакерок и прочих предметов антиквариата.

– Это фотографии того, что похищено со склада, – пояснил оперативник, обращаясь к Слепокурову.

Оставив фотографии, он быстро вышел из кабинета. Следователь особого интереса к фотографиям не проявил. А вот Леся неожиданно заинтересовалась ими.

– Можно взглянуть?

– Глядите.

Следователь придвинул ей яркие, хорошего качества фотографии. И Леся буквально впилась глазами в них. Внезапно она откинулась на стул. И тихонько застонала.

– Что с тобой? – испугалась Кира. – Ты заболела?

– Да. Мне что-то нехорошо. Столько всего за последние дни навалилось. А что это за фотографии?

– Вы не слышали? Ограблен антикварный салон. Точней сказать, склад, на котором были приготовлены предметы для отправки на аукцион в Европу.

– И что? Все эти вещи, которые на фотографиях, их украли?

– Все.

– А кто украл?

Слепокуров удивленно посмотрел на девушку. Но все же ответил:

– Грабителей было трое. Один из них, предположительно, получил огнестрельное ранение. Но легкое. Так как крови на месте, где стояла машина грабителей, было обнаружено буквально несколько капель.

Леся снова застонала. Похоже, ее совсем скрутило.

– Может быть, мы пойдем? – спросила она.

– Вообще-то я вас и не вызывал, – пожал плечами следователь. – Идите!

И Леся вылетела из его кабинета, словно ведьма на метле. Кира едва поспевала за ней.

– К чему такая срочность? – возмущалась она. – Слепокуров был сегодня в духе. Мы могли бы еще кучу полезной информации вытрясти из него. Если тебе так плохо, то могла бы посидеть в туалете. А я бы еще с ним поболтала.

– Ты права, мне плохо! Мне очень плохо! И туалет тут не поможет!

С этими словами Леся выскочила на улицу, где развила такую скорость, что Кира едва за ней поспевала.

– Мне кажется, будет быстрей доехать до дома на машине, – окончательно запыхавшись и отстав от подруги, прокричала она ей вслед.

Леся по инерции пробежала вперед еще десяток метров. Потом круто развернулась и помчалась назад. Туда, где стояла Кирина верная «десяточка». Кире ничего другого не оставалось, как снова последовать за своей явно сбрендившей подругой.

Оказавшись дома, Леся, молчавшая всю дорогу, первым делом устремилась в спальню. Кира вымыла руки, попила водички, сделала себе бутерброд с ветчиной и только затем последовала за Лесей.

– Помоги мне! – пропыхтела Леся, увидев входящую в комнату подругу. – Мне кажется, что я знаю, где мои побрякушки.

Вдвоем они отодвинули тяжелое старинное трюмо. За ним накопилось изрядное количество пыли, в которой в самом деле поблескивала желтоватая змейка.

– Вот и мой браслет! – обрадовалась Леся. – А вот и колечко. И еще одно!

Кира так оторопела, что едва не выронила бутерброд из рук.

– Но ты же обвинила в краже Костика.

– Ничего подобного.

– Ты сказала, что их украл у тебя Костик!

– Ничего такого я не говорила. Я сказала, что он исчез. А я не могу найти свое золото.

– Разве это не подразумевает, что…

– Только для испорченных натур вроде тебя!

Вот и помогай после этого людям. Но обижаться на подругу Кира не стала. Вместо этого она плюхнулась в кресло. И стала наблюдать за действиями Леси. Та все еще самозабвенно возилась в пыли за трюмо, бормоча себе при этом под нос:

– Либо я сошла с ума, либо это должно быть где-то тут!

– Что ты ищешь?

– Одну вещицу.

– Какую?

– Золотую.

Объяснение Киру не удовлетворило. Золото в наши дни значительно обесценилось. И ей ли не знать, что у Леси не было ни одного ювелирного украшения дороже ста долларов. Так ради чего она так убивается? А Леся продолжала истово бормотать:

– Оно должно быть тут! Я же помню.

– Что ты помнишь?

– Одну вещицу.

– Какую?

– Золотую.

Поняв, что разговор пошел по второму кругу, Кира сочла за лучшее умолкнуть. Она пошла на кухню и сделала себе еще пару бутербродов. Все-таки хорошо, что они с Лесей забили ее холодильник в расчете на аппетит выздоравливающего мужчины. И как хорошо, что этот самый мужчина свалил, не успев сожрать всех запасов.

– М-м-м! – сказала Кира, с наслаждением вонзая зубы в мягкий белый хлеб, смазанный горчицей, на котором лежал лист салата, несколько тонких кусочков соленого огурчика, а сверху все это прикрывала пара ажурных кусочков ветчины. – Надо иногда затаривать и свой собственный холодильник. Просто для разнообразия!