И поэтому сегодня она намеревалась добиться того, чтобы к концу ее речи члены Йельского клуба аплодировали бы ей с куда бóльшим энтузиазмом. Потому что, напомнила она себе, персоной, которую им только что представили, была она. Лео Ричиер. Идеолог косметики. А не овдовевшая трудоголичка, лицо которой она видела в зеркале первым по утрам и последним по вечерам.

Сегодня утром она уделила своей внешности повышенное внимание, с особенным тщанием надевая защитные доспехи наряда, макияжа и прически. Губы ее были накрашены ее любимым красным цветом, а кожа оставалась безупречной, чему способствовала ее последняя разработка – пудра для лица. Волосы были уложены в безукоризненную прическу и подстрижены чуточку короче, чем в молодости, и теперь крупными блестящими локонами ниспадали ниже плеч. Ее уже тошнило от «чайных» платьев и деловых юбок и жакетов, посему сегодня она остановила свой выбор на алом платье на бретельках с лифом, присборенным в верхней части и расклешенным на бедрах. На талии оно было стянуто поясом в тон и имело треугольный вырез, начинающийся с надключичной впадины и скромно заканчивающийся над грудью. Узкая юбка опускалась чуть ниже колен.

Она поднялась на сцену и замерла в ожидании. Ей не хотелось просить тишины. И она поняла, что не ошиблась с выбором своего наряда, макияжа и прически, потому что тишина воцарилась практически мгновенно.

– Представьте, – сказала она, показывая им помаду, – что эта безделушка, пустяк, на который ваши жены тратят, пожалуй, слишком много денег, – в зале раздались понимающие смешки, – вдруг взяла и исчезла. – Лео сжала ладонь, и тюбик помады исчез из виду. – Представьте дыру в четыре сотни миллионов долларов в нашей экономике. Все мы помним нищету и тяготы большой войны. Помним, как берегли каждую копейку в последнюю декаду экономической депрессии. Помним предприятия, которые обанкротились из-за того, что в обороте было слишком мало денег. Так что, когда в следующий раз ваша жена отправится в дамскую комнату, чтобы подновить помаду на губах, будьте ей благодарны за то, что она у вас есть. Без помады многие компании в этой комнате просто не существовали бы. Кто здесь производит металл? Кому принадлежит сеть универмагов? Кто участвует в производстве и торговле бензином? Вам всем нужна помада.

Лео выдержала короткую паузу, глядя, как кивают в унисон головы собравшихся. Она показала им страницу из журнала, рекламу конкурента, которая была ей особенно ненавистна.

– Вероятно, вы уже привыкли к таким вещам. К рекламе, уверяющей, что ваша жена должна пользоваться помадой, чтобы нравиться своему мужу. Но ваша жена не настолько глупа. – Лео вновь сделала паузу, пережидая смешки. – Она пользуется ею для себя самой. Потому что знает: помада позволяет ей хорошо выглядеть. И вы должны быть ей благодарны. Нам не нужна дыра в четыреста миллионов долларов в экономике, когда мы оказались на пороге новой войны. Поэтому, когда ваша супруга отправится в дамскую комнату подкрасить губы помадой, не вздыхайте и не жалуйтесь на то, что она отсутствует слишком долго. Она делает нечто несравнимо более важное, чем просто поправляет макияж. Она исполняет свой патриотический долг перед Америкой!

И вот теперь они бурно зааплодировали ей. Лео улыбнулась, хотя на душе у нее кошки скребли: ей было тошно рассуждать о грядущей войне, когда казалось, что прошлая закончилась только вчера; держать речь о помаде, когда через несколько месяцев мужчины могут отправиться на смерть. Но она прекрасно понимала, что должна говорить именно о косметике, иначе все мужчины, собравшиеся в этой комнате и принимающие решения о том, как следует управлять страной, не примут ее индустрию всерьез, завладеют ее фабриками, урежут поставки материалов и втопчут «Ричиер Косметикс» в пыль.

После своего выступления она задержалась, поговорила с теми, с кем нужно было поговорить, – директорами «Интернэшнл Пейпер», например, которые могли помочь ей наладить выпуск картонных тюбиков для помады, если потребление металла будет нормировано для нужд войны; с сенаторами Вагнером и Мидом, которые отказались говорить с ней по телефону или не смогли ничего пообещать, но теперь, казалось, были готовы предложить ей весь мир. Стиснув зубы, она терпела, когда чья-то рука погладила ее пониже спины, а две другие легли ей на талию, пытаясь направить ее в нужный угол комнаты. При этом взгляды мужчин так и впивались в ее грудь, словно это было то самое место, откуда должна исходить вселенская мудрость.

Она выдавила улыбку, когда кто-то из мужчин заявил ей:

– Мы не переживем национальную нехватку гламура! Это подорвет боевой дух наших парней, если им придется сражаться.

Она отклонила несколько предложений выпить, потому что той ее части, которая некогда жаждала общения с мужчинами, больше не существовало, но когда ей при этом еще и выразительно подмигнули, давая понять, что имеется в виду лишь секс, она не удержалась от шпильки:

– Женщина, занимающаяся бизнесом, очень быстро учится тому, чтобы никогда не страдать от жажды.

Свою отповедь она произнесла с улыбкой, чтобы смягчить удар, и понадеялась, что мужчина ничего не поймет, а ведь так и случилось, потому что несостоявшийся ухажер восторженно улыбнулся и воскликнул:

– Что ж, тогда в другой раз!

После этого она отправилась в особняк Ричиеров, о котором по-прежнему думала именно так, и взглянула на часы. Она знала, что дворецкий вполне мог впустить сиделку, но Лео предпочитала делать это сама, чтобы лично рассказать ей, как провела ночь Фэй. Сиделка стояла на ступенях, уже подняв руку, чтобы постучать. Но это была не та, которая приходила раньше. У нее были светло-каштановые волосы. И вообще, она казалась ужасно знакомой, пусть даже лицо ее было испещрено морщинами гораздо сильнее, чем когда Лео видела ее в последний раз.

– Джоан? – ахнула она.

– Лео! – Джоан прижала руку к груди.

Лео успела поддержать Джоан как раз вовремя, чтобы та не скатилась вниз по ступенькам, и завела ее внутрь.

– Анна чем-то отравилась, и меня попросили подменить ее, но все происходило в такой спешке, что мне не назвали никаких имен, а просто дали адрес. – Джоан буквально захлебывалась словами.

Лео распахнула дверь гостиной.

– До сих пор не могу поверить, что это ты.

– А я не верю, что вижу тебя! Ты совсем не изменилась. Тебя по-прежнему можно принять за двадцатилетнюю девчонку.

Лео обняла старую подругу. Ты совсем не изменилась. Фасад и впрямь оставался прежним, прикрывая тот факт, что внутри произошли необратимые перемены.

– Не думаю, что это правда, но все равно спасибо.

В гостиной Джоан запрокинула голову, глядя на потолок, представлявший собой оптическую иллюзию в виде голубого неба, украшенного барашками белых облаков. В центре висели две люстры в стиле ар деко, правда, без традиционных хрустальных излишеств. Вместо этого их составляли, казалось, целые акры матированного и фестончатого стекла, изгибавшегося кверху, к центральной спице, поддерживающей стеклянные кубки, наполненные светом. Джоан покрутилась на месте, обозревая медового цвета дерево на стенах, разделенное вставками серебра на правильные квадраты и увешанное фотографиями женщин в масках работы Ман Рея[7].