— Да, я с ней говорила. Так она и сказала. И так и было.

— Этого я и не понимаю, — сказал Брунетти.

— Чего?

— Если она так любит эти вещи, так печется об их сохранности, значит, ваза была подделкой, не так ли, одной из тех, которые Ла Капра купил, думая, что это подлинники?

Флавия ничего не сказала и отвернулась, глядя в сторону заброшенной мельницы, стоявшей в конце Джудекки.

— Ну? — настаивал Брунетти.

Она повернулась к нему, солнце светило на нее слева, и ее профиль на фоне зданий за каналом казался высеченным из мрамора.

— Что «ну»? — спросила она.

— Это была подделка, не так ли, если она ее уничтожила?

Долгое время он думал, что она проигнорирует его вопрос. Вернулись воробьи, и на сей раз Флавия раскрошила и бросила им остаток горбушки. Оба смотрели, как птички заглатывают золотистые крошки и поглядывают, нет ли у Флавии еще. Они одновременно подняли глаза от чирикающих птиц, и взгляды их встретились. Она долго не отводила взгляд, потом посмотрела на набережную, где увидела возвращающихся к ним детей с рожками мороженого в руках.

— Ну? — спросил Брунетти, которому был нужен ответ.

Они слышали взрывы смеха Виви, звенящие над водой.

Флавия наклонилась вперед и снова положила ладонь ему на плечо.

— Гвидо, — произнесла она, улыбаясь, — это ведь неважно, правда?