Вечный.

Мое сердце колотилось все быстрее и быстрее, посылая по венам кровь и кислород, а также цвет. Изогнувшись по-лебединому царственно, насколько позволяла спина, я выбрала со сцены еще одну бутылку.

Серебристый металлик.

Настолько совершенное и люминесцентное, что напоминало чистый звездный свет.

Это было слишком необычно, чтобы тратить его впустую. Слишком чистый цвет.

Но Гил выглядел так, словно стоял в аду, а я дразнила его из рая. И я хотела стереть страдания внутри него. Я приняла разврат и опрокинула серебряный звездный свет на свои груди.

Стерлинговое совершенство пронеслось надо мной, зазвенело сосками, превращая мою кожу из розовой в бесценную.

Я проследила пальцами его путь, прикусив губу, пока он струился по моим подстриженным лобковым волосам, лениво стекая по бедрам к ногам. Это щекотало и дразнило, более эротично, чем все, что я когда-либо делала.

— Гил… — я застонала, когда мой палец пробрался между ног, ощущая, какая я горячая, какая мокрая. Я вздрогнула от чувствительности, возбужденная до боли.

Он сорвался.

Одним прыжком преодолел ступеньку, схватил меня и свалил с ног.

Секундой позже сел на сцену, переместил меня так, чтобы мои бедра оказались на его коленях, а затем запустил руку в мои волосы. Откинув мою голову назад, Гил поцеловал меня, прежде чем я успела заговорить.

Он целовал меня жестоко, глубоко, заставляя все мои чувства устремиться к нему.

Пока его губы развращали меня, его вторая рука пробралась между нами. Он ввел в меня два пальца, проверяя, готова ли я.

Я забилась в конвульсиях в его объятиях.

С диким стоном Гил отстранился, схватил свой член и приставил его к моему входу. Он перестал целовать меня, втянул воздух и прижался своим лбом к моему. Наши глаза встретились, дикие и желающие.

Наши души говорили. Наши тела повелевали.

Он не отводил взгляда, погружаясь в меня, погружаясь глубоко, забирая все.

Я вскрикнула.

Гил зарычал, его грудь вздымалась от злобной жадности, раздвигая меня, беря меня.

Мой рот широко раскрылся под его поцелуем, когда он целовал меня снова и снова. Мое тело напряглось и поддалось его внезапному вторжению. Я застонала, когда он подался вверх, прижимая мое тело к своему.

Гил не дал мне никуда убежать, не дал пространства, чтобы вывернуться от перенасыщения его властью, не дал возможности ослабить его насилие.

Его ресницы опустились, отбрасывая тени. Все его тело вибрировало от всего, что мне не дано было знать. Ужас светился в его взгляде, хищная тоска окрасила его губы, а глубокая депрессия нарисовала его лучше, чем все остальные цвета, которыми я его пометила.

У Гила были печальные глаза.

Он всегда был таким.

Но когда он вошел в меня, мои руки обвились вокруг его плеч, а наши взгляды сплелись воедино, я поняла то, чего не понимала раньше.

Гил сбился с пути.

Пока жизнь тащила меня за собой, украв мои мечты о танцах и украсив меня шрамами, он переживал свои собственные трудности. И это было не физическое. Это было эмоционально.

Он не мог замазать раны на своем сердце. Не мог замазать дефекты и трещины, оставленные кошмарами, через которые он прошел.

Мой пульс бился, когда его тело опустошало мое, и слезы наворачивались на глаза. Я была бы рядом с ним, если бы он позволил мне. Я бы держала его за руку в темноте и подняла меч в его защиту, если бы только он держал меня рядом с собой, а не выбрасывал.

Я ненавидела его за это.

Ненавидела так же сильно, как и хотела, смешивая две противоположные эмоции в одну коварную.

В тот момент я была уязвима.

В этот момент я была зла.

Прижавшись к его носу, я поцеловала его.

Поцеловала сладко и мягко, чтобы противостоять грубому, жесткому способу, которым он взял меня.

Поцеловала его нежно и с любовью, чтобы побороть жестокое несчастье в его душе.

Гил напрягся.

Наша кожа соприкоснулась, переливаясь серебром, розовым и черным. Желтый цвет, венчавший его, покрывал его плечи, одевая его в накидку из солнечного света.

Халсион.

Это слово всплыло в моей памяти после урока английского в школе. Гил сидел позади меня и шептал новое слово, пока мисс Таллап показывала, как оно пишется на доске.

Halcyon.

Оно означало мирный, спокойный, гармоничный.

Безмятежный, балующий день, в котором нет ни забот, ни стресса, ни раздоров.

Это было то, что нужно Гилу.

Жаль, что желтый цвет его непокорных волос не мог дать ему такого.

Я целовала его сильнее, обхватывая его щеки, когда он входил в меня особенно глубоко, почти в наказание, как будто чувствовал мою жалость к той боли, которую он пережил.

Гил зарычал, когда его темп увеличился. Мои груди подпрыгивали, переливаясь зыбким блеском.

Он наклонил голову, а его руки пронеслись по моей спине и зарылись в волосы, целуя меня, превращая нежность в дикость. Я отдалась ему, ловя его язык своим в вихревом, древнем танце.

Разжав зубы, я прикусила его нижнюю губу.

И это был конец всякой нежности, существовавшей между нами.

Наши глаза закрылись, когда наш поцелуй стал влажным, горячим и яростным. Наши тела соответствовали темпу натиска и охоты наших языков. Наши бедра качались и вращались, никогда не удовлетворяясь, даже когда резкое шипение разрядки заставило его пальцы покрыть мою кожу синяками, а мольба шипеть сквозь зубы.

— Ты никогда не должна была находить меня, — прохрипел он, двигаясь вверх.

Мое тело приняло его длину, крепко сжавшись вокруг него.

— Что, блядь, мне теперь делать, а? — простонал он с очередным всепоглощающим толчком. — Как я должен это пережить?

У меня не было ответов, поэтому я не дала ему ни одного. Просто позволила ему взять то, что ему было нужно.

Падая назад, Гил потянул меня за собой.

Мы упали на сцену, где он стоял и рисовал сотню разных женщин. Бутылки с краской покатились вокруг нас, когда Гил повернулся и положил меня на спину.

Мы лежали на его рабочем месте, обнаженные и яркие, и соединялись самыми низменными способами.

Он приподнялся на руках, его бедра уперлись в мои, а краска на нашей коже размазалась по полу, где высохли другие капли. Там, где создавались и уничтожались другие произведения искусства. Там, где он нарисовал меня в первый раз и чуть не погубил.

Его рука скользила по моему телу, сжимая между ног, пока он глубоко входил в меня. Его пальцы нашли мой клитор, кружась в такт ритму, который он задавал. Поглощающий, одержимый, похищающий сердца.

Моя спина прогнулась, когда Гил