Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: я нашла тайник, в котором хранятся наркотики, а рыжий — продавец, который берет оттуда товар и толкает его студентам в институте. Остальные неясности прояснил всеведущий Ненашев.

— Проще пареной репы, — снисходительно заметил он, когда я поведала ему о своих приключениях. — Продавец никогда не имеет при себе больше двух доз, чтобы не попасть под статью о хранении и распространении наркотиков. Вот он и организовал себе тайник поблизости от места торговли, чтобы понемногу черпать оттуда товар.

После таких сведений я решила последить за рыжим и его тайником. Чтобы не мерзнуть понапрасну, следующий день я провела в подъезде напротив. Оттуда превосходно просматривалась «ракушка», которую за ночь завалило снегом. Мне стоило большого труда попасть в подъезд, охраняемый домофоном и бдительными старушками. Пришлось соврать, что я из общества милосердия, пришла делать укол дедуле с седьмого этажа, а тот не отзывается, может, заснул?

За весь день рыжий раз пять наведывался к тайнику. Технология забора товара у него была отработана до механизма — один быстрый наклон (со стороны казалось, что он просто нагнулся поправить штанину или завязать шнурок), и отоваренный продавец улепетывает со двора никем, кроме меня, не замеченный. По моим расчетам, содержимое тайника должно было уже порядком истощиться. Я мучительно раздумывала, идти ли домой или наблюдать дальше за тайником, как вдруг в темнеющем сумраке, окрасившем небо в фиолетовые оттенки, развязной походкой во двор вошел темный человек и прогулочным шагом направился к «ракушке». Фонари еще не включали, и дальний угол двора был темен и глух. Я прилипла к стеклу.

Человек чернильным пятном выделялся на белом снегу. Лицо у него было черное. Это был африканец. Негр на несколько секунд задержался возле «ракушки», нагнулся, как обычно это делал рыжий, и, быстро выпрямившись, заспешил к выходу со двора. За дальностью расстояния не было видно, что он делал возле тайника.

Я кубарем скатилась с лестницы и со всех ног бросилась на улицу, сбив по пути какую-то женщину с пудовыми сумками. Вслед мне понеслась брань, местами нецензурная. Негр уже стоял на остановке, смешавшись с толпой пассажиров, ожидавших автобус. В зыбком свете фонарей было трудно различить черты его лица, но он мне показался более худым, чем тот глянцевый тип с группового снимка.

Подошел автобус. Я загрузилась в него вместе с негром, стараясь не слишком пристально его разглядывать.

Вскоре африканец вывалился вместе с толпой пассажиров и направился к входу в метро. Мгновение — и он исчез в черном жерле метрополитена вместе с серо-коричневой толпой на эскалаторе. У меня не было магнитной карточки, а покупать ее было некогда, поэтому я прижалась спиной к какому-то военному, из тех, что удачно рифмуется со словом «здоровенный», и просочилась через турникет за его спиной. Вслед мне раздался свист бдительной охраны, но, перепрыгивая через три ступеньки, я уже мчалась вниз.

Слава Богу, мой негр никуда не делся. Он стоял на перроне как миленький и добросовестно ждал меня. Подошел поезд, и распахнувшиеся двери вагона с готовностью приняли пассажиров в свое тесное чрево.

Мы вышли на «Академической». Было совсем темно. Искрясь и дробясь на свежем снегу, светили фонари. Пахло сыростью и Новым годом. В темноте риск быть замеченной уменьшался, и я не боялась намозолить своему объекту глаза.

Через пять минут прогулки по заснеженным улицам негр вступил на подвальную лестницу под вывеской «Тропикана», на которой неоновые огни изображали пальму и лазурное море, и через секунду его спина исчезла за резной дверью небольшого пивбара.

Надо было на что-то решаться. И я решилась. Через минуту передо мной уже красовались большая кружка, украшенная пышной бородой пены, и тарелка с нехитрой закуской.

В это время входная дверь в очередной раз хлопнула, и в зал вошла новая парочка посетителей. Я лениво оглянулась. Оглянулась — и сонная усталость мгновенно покинула меня. Глаза широко раскрылись и захлопали, точно на веко попала соринка. Затем я быстро ткнулась носом в тарелку, чтобы меня не заметили. Мое поведение объяснялось просто — в вошедшем в пивной зал человеке я узнала того самого глянцево-черного негра с фотографии!

Сомнений не было, это был он! Правда, негр изрядно потолстел с тех пор, но черты остались те же: приплюснутый, слегка искривленный нос, толстые губы, короткие курчавые волосы. И еще двойной подбородок. На нем были пальто, оставлявшее впечатление очень дорогого, изящные ботинки, в электрическом свете галстучная булавка холодно блеснула бриллиантом.

Негр был не один. С ним была очаровательная мулатка с жесткими волосами, кокетливо заплетенными в многочисленные косички. Великолепная кожа, точно после трехмесячного черноморского загара, точеная фигурка, пухлые губы. Хороша! Ее спутник производил менее приятное впечатление. И прежде всего — своим высокомерием. Под руку со своей спутницей развязной походкой он подошел к столику, за которым парился первый негр, и плюхнулся на стул рядом с ним. Шоколадная компания что-то громко защебетала на своем языке. Естественно, я все слышала, но ничего не понимала.

Теперь меня интересовал уже не тот негр, за которым я хвостиком ходила чуть ли не полдня, а тип с фотографии. Я приблизилась к стойке бара, чтобы расплатиться, — вдруг кто-нибудь из гоп-компании снимется с места и отправится к выходу.

— Что-нибудь еще? — спросил меня бармен, высокий парень с банданой на голове и равнодушным взглядом.

— Нет, я хотела бы расплатиться.

— С вас сто шестьдесят, — кивнул бармен.

Я положила на стол две сотенные бумажки. Сдачи не последовало. Тогда я решила, что на сдачу мне полагается кое-какая информация.

— Здесь очень уютно, — улыбнулась я. — Мне нравится!

Бармен не реагировал.

— И народу немного… Хочу еще раз к вам наведаться…

— Милости просим, — хмуро приветствовал мои благие намерения бармен.

Внезапно двери бара распахнулись, и в зал ввалилась толпа человек в десять. Почти все люди — с темно-шоколадным цветом кожи. Остальные — желтолицые, очень смуглые.

— Откуда их столько? — задумчиво произнесла я.

— Здесь же «лумумбарий» рядом, ихние общаги, — поведал бармен. — Они раньше в «Копокабане» собирались, а когда там лавочку прикрыли, сюда перебрались.

— Почему прикрыли?

— «Почему, почему», — мрачно пробормотал бармен. — Потому что «герычем» там по нахалке торговали… Их закрыли, а Свидлер у моего хозяина эту забегаловку откупил… Прислуживай теперь черномазым!

— Свидлер! — У меня перехватило дыхание. А торговали героином…

Свидлер! Это тот самый, которому Маша должна осталась уйму денег за спущенные во время облавы в унитаз наркотики! Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, как скользкая косточка от маслины.

— Где-то я слышала это имя, Свидлер… — промямлила я равнодушным тоном.