эстрадные аранжировки этих песен. Потом поехал с ним куда-то на машине и по дороге продолжал показывать, что мы можем сделать. Поначалу Кобзон все равно сомневался: зачем ему это надо? Но своей одержимостью я его, видимо, убедил. Кроме того, он вспомнил наш сольник в Консерватории, а также проникся моей фразой: «Давайте, Иосиф Давыдович, немного приподнимем еврейскую песню. Покажем, откуда ноги растут у советской эстрады». Мы договорились, что если ему понравится, то он пригласит нас в свой юбилейный тур 1997 года.

И я помню Таллин, первый концерт, мы начали первую песню петь, и вдруг выключились свет и звук. Иосиф Давыдович объявил: «Еврейский хор Михаила Турецкого — ну, как обычно говорят, на евреях заканчиваются чернила». Мы начали петь без света и звука. И все офигели — такой у нас заряд. Зал встал. А потом подошла женщина, с виду эстонка, подарила и Кобзону, и мне по букету ландышей, и на русском языке говорит: «С вас начинается наша религия, а не заканчиваются чернила». И я про себя подумал: «Ничего себе, вот оно — признание». Вильнюс и Рига прошли на ура, Кобзон предложил мне контракт, и мы дали вместе с ним более 100 концертов, на которых я учился у него, как общаться с публикой. Вот так великий певец стал моим учителем, наставником, маэстро. Я просто помню, с каким удовольствием он пел вместе с нами. И с каким удовольствием мы работали с ним. Это был необыкновенный опыт, большая школа. Я стоял за кулисами все его концерты и смотрел, как он работает с людьми, с аудиторией, как микрофон держит, громче поет — микрофон чуть назад. И мои ребята учились, потому что мы же «академики».

Я помню, он был недоволен, когда у нас не получалось петь в микрофон. Говорю: «Иосиф Давыдович — чего-то там фонит, давайте мы без микрофонов».

«А! Значит, вы академики, вы классики, вы можете без этого? Да я тоже хочу без микрофона». И потрясающе пел.

Были споры. Он, бывало, сердился. Человек настроенческий. Творческие люди, свое видение. Переубедить Кобзона невозможно, но он уважал дирижерскую руку и образование.

И с этих гастролей началась наша большая российская история.

Когда у него был заключительный концерт в Москве, мы специально написали и спели ему:

Сезон тяжелых дней, времен ужасных, Ах, настает, ах, настает, да, настает. Кобзон уж никогда для нас прекрасно Уж не споет, уж не споет, нет, не споет. Постой, не покидай заветной роли, Ужель конец, ужель конец, ужель конец? Тебя мы полюбили на гастролях, Ты нам отец, ты нам отец, ты нам отец. Сотню, сотню, сотню концертов спеть, Двести, двести, двести банкетов съесть Нам предстоит плечом к плечу, А нам и больше по плечу. Ах, виват, виват, Иосифу Давыдычу! Для нас уже успел ты сделать много, Хоть мало знал, хоть мало знал, совсем не знал. Когда вдруг отвернулась синагога, В турне ты взял, зачем — не знал. Теперь уже мы хор муниципальный, Вот здесь стоим… Тебя, а также мэра персонально Благодарим… Лести, лести нет никакой, здесь нет, Просим вместе, пой еще много лет. И с нами петь тебе резон И не один еще сезон, Дорогой, любимый, потрясающий Кобзон…

Наша дружба в итоге продлилась долгие годы. С Иосифом Давыдовичем я провел еще не один концерт, и он принимал участие во всех важных для меня жизненных вехах. Он выходил вместе с нами на сцену ГКД, где я отмечал свое 50-летие. Ровно через 10 лет на мой день рождения мы с ребятами сделали так, что его голос зазвучал со сцены снова: запустили видео с нашего совместного выступления и спели с ним любимую Tum Balalaika.

Когда я вышел на новый виток своего творчества, то немедленно рассказал о своей идее Иосифу: создать лучшее шоу женских голосов, которым будет подвластен любой музыкальный материал. И Иосиф Давыдович меня поддержал! Он приехал на их первый сольный концерт в Театре эстрады и был настолько впечатлен, что сразу дал свое согласие на совместное творчество. С удовольствием работал с моими SOPRANO Турецкого, и даже когда ему уже было тяжело, приезжал к ним на студию, чтобы записывать совместные треки. Это был очередной пример высокого профессионализма и стойкости: как только Иосиф Давыдович брал в руки микрофон, то менялся на глазах. Никаких следов усталости или недомоганий, только чистая энергия, великолепный голос, потрясающая работа с коллегами и с публикой.

…Когда его не стало, я не мог поверить, что это действительно произошло. Казалось, Кобзон — вечная константа, неизменная составляющая моей жизни и жизни миллионов людей, для которых он был и остается любимым артистом, образцом для подражания, одним из главных представителей качественной советской, а затем и российской эстрады. Но я точно знаю, что он не одобрил бы ни длинные поминальные речи, ни бесконечные причитания. Он слышит нас, видит, продолжает поддерживать откуда-то из космоса. А его огромное культурное наследие — бесценный материал и для тех, кто только начинает свой артистический путь, и для опытных артистов. Такой камертон, по которому просто необходимо сверяться, как только возникают вопросы «правильно ли я делаю?» и «туда ли я иду?».

Александр Румянцев

генеральный директор международного конкурса молодых исполнителей популярной