Вскоре явился Гнутое Колесо, приглашенный Дривой по моей просьбе, и Ламилимал нехотя принялся за рассказ. Здорово же его припекло, если так разоткровенничался и даже не попытался настоять на своем!

Действительно, здорово; где-то через час я точно знала насколько.

История началась в самом деле давно. Дана, которого мы безуспешно пытались поймать, на самом деле звали Нарамаран Ата Авидива, о чем сейчас помнили немногие, и был он сыном покойного старого шаха от наложницы-островитянки, что было ясно уже из его имени: «Ата» перед названием рода как раз и соответствовало статусу незаконнорожденного, но признанного сына.

Ламилимал не мог сказать, какими были отношения покойного отца со старшим сыном, молодой шах вообще до недавнего времени не знал о существовании такого родственника. При жизни отца он был слишком мал для участия в каких-то государственных делах, а дети наложниц хоть и получали достойное образование, но могли считаться принцами только по личному распоряжению шаха и с законными сыновьями общались исключительно редко. Например, я помнила случай из истории, когда один из правителей Преты влюбился в какую-то исключительно красивую девушку из очень бедной семьи, которую взял наложницей: жениться шах может только на женщине достойного происхождения. И вот ее ребенка в знак своих высоких чувств он как раз признал принцем, законным наследником с артиклем «Аха». По-моему, как раз этот наследник в конечном итоге и получил Золотой Посох, но тут я уже не могла поручиться.

Однако по всему выходило, что покойный шах в значительной мере доверял сыну островитянки и использовал того в качестве особого порученца. Например, в той ситуации, которую вспомнил Стьёль: в Альмире во время Пятилетней войны.

После смерти отца Нарамаран покинул далекую западную страну и много лет с тех пор не объявлялся. Внятно ответить на вопрос, где пропадал блудный родственник, Ламилимал не сумел: от вопросов тот уклонялся, а своих способов найти ответ у куклы на Золотом Ковре не было. Шах не имел личных, особо доверенных помощников, делиться же известием о появлении неучтенного брата с визирями он не стал.

Когда мы попросили объяснить мотив этого поступка, претец долго мялся, но в конце концов сознался: Нарамаран обещал помочь ему с получением власти над страной во всей ее полноте, без посредничества визирей, и Ламилимал с радостью согласился.

Судя по тому, с какой неохотой отвечал мужчина на эти вопросы и как отводил глаза, сейчас он сам понимал всю глупость подобного шага и тяготился своим поступком. Впрочем, читать ему нотации все равно никто не собирался: не тот человек, не те обстоятельства. Хотя по мере рассказа меня все настойчивей посещало желание не столько отчитать его, сколько как следует выпороть.

Нарамаран явился к брату уже здесь, в Вирате, и шах поверил ему сразу: собственной слабой Искры Ламилимала хватило, чтобы определить родство, а больше окрыленный перспективами правитель Преты ничем не интересовался. Не исключено, что поверить заставила сила пришлого дана: не мог претец поверить в добрые намерения единокровного брата, способного посягнуть на Золотой Ковер! Он с молоком матери впитал мысль о том, что за место под солнцем придется бороться с собственными родственниками, и если сам Ламилимал не оборвал ничьей жизни в борьбе за Посох, то только по причине малолетства.

— А почему тот дан не заставил вас забыть его? — полюбопытствовала я. — Ведь подобное он умел, насколько мы знаем, прекрасно.

— За это следует поблагодарить божественную мудрость покойного шаха Матиритама Аха Авидивы, да будет его пребывание на Железных облаках благополучным, — сообщил Ламилимал, почтительно склонив голову в знак уважения к отцу.

Оказалось, что предусмотрительный родитель, прежде чем доверять что-то важное человеку, который вполне мог попытаться умостить свою… персону на Золотом Ковре — а Нарамаран являлся хоть и незаконным, но старшим сыном шаха, — стребовал с того какую-то очень заковыристую клятву, запрещающую причинять вред родной крови и лгать шаху.

Окрыленный таким известием, а также тем, что лично ему самому ничего делать не требовалось, Ламилимал уцепился за предложение дана обеими руками, так что мысль о воздействии на шаха со стороны главного виновника наших неприятностей пришлось отбросить. Никаких чар и Хаоса, претца подвели собственная жадность и самонадеянность, желание счистить ржу чужими руками.

Как понимал теперь шах, единственной целью этого человека была возможность беспрепятственно проникнуть во дворец и перемещаться по нему и за его пределами по собственной надобности. Так ему удалось обмануть защиту дворца: для Нижнего Нарамаран являлся частью претской делегации, пусть официально он в списки не входил.

Обойти охрану другим путем он не мог. Всех входящих во дворец встречала стража, а при попытке обмануть ее с помощью любых, даже самых безобидных чар или пробраться, скажем, через окна за подозрительного пришельца бралась уже собственно защита дворца, те чары, которые из поколения в поколение укрепляли мои предки и к которым обитающая здесь полуразумная сущность, опекавшая лично кесаря, имела весьма опосредованное отношение.

Для чего Нарамарану все это было нужно на самом деле, зачем ему было нападать на моего супруга, на Рину и влиять на меня — претец уже не знал. На провокацию его тоже подбил старший родственник, утверждая, что большой беды не будет, если немного подразнить альмирца. И тогда, когда он это говорил, все казалось шаху логичным, убедительным и забавным. И на то, что кесарь своему мужу изменяет, тоже намекнул Нарамаран, заверив, что назавтра у него будут доказательства, вот богоравный и не удержался.

Мальчишка. Задиристый, горячий и дурной. Вот уж кого точно надо было пороть в детстве!

После драки со Стьёлем Ламилимал вдруг обнаружил, что добровольный помощник компенсирует свою неспособность лгать большим талантом недоговаривать и на деле не слишком ограничен в поступках. А сегодня у него вообще состоялся сложный разговор с парой визирей, и шах осознал всю ошибочность своих поступков.

Я при этих словах испытала мелочное злорадство. Ага, все-таки мудрые старые претцы вправили своему горе-правителю мозги! Не удивлюсь, если именно они вложили в его горячую голову идею извиниться. Вряд ли бы он сам догадался.

Интересно, где же они были все годы до этого?

— Но что заставляет вас так бояться сейчас, богоравный? — с сомнением разглядывая шаха, спросил Виго. — Вы храбрый и решительный человек, откуда такое беспокойство? Я пока не вижу в том, что вы рассказали, весомых причин для столь нервной реакции. Да, Нарамаран вас обманул, но это просто повод больше не доверять ему столь слепо и не бросаться в подобные авантюры. Есть ведь что-то еще, о чем вы до сих пор не рассказали?

— Я подозреваю, что он нашел себе сообщников среди моих людей, — нехотя сознался Ламилимал. — Среди самых близких, имеющих доступ к телу. С помощью своих чар или чего-то еще, не знаю.

— И? — подбодрила я его.

— Ему зачем-то понадобилась моя кровь. И он ее получил, — проговорил шах мрачно. — Пропала та рубашка, в которой я был вчера, слуги не успели ее сжечь. На ней было немного, но все же. И… сабля тоже пропала, сразу после боя. А потом нашлась, тщательно протертая.