в 1927-1930 гг. организовал школу верховой езды рабочей молодежи и работал там начальником учебной части. Верховой ездой в те годы занимались многие известные актеры МХАТа и театра им. Вахтангова, с которыми у отца были хорошие дружеские отношения. Сохранилась фотография, где верхом на лошадях актрисы вахтанговского театра Орочко и Львова и рядом стоит отец. На фотографии подпись: «Дорогому Магомеду от благодарных учениц, июнь 1928 г.».

Но в этот период в стране режим становился все жестче, и оставаясь без работы отец доходил до отчаяния. Ранее ему всегда помогал Н.И. Подвойский, который, зная его уже много лет, доверял ему и ценил как военного специалиста. Однако в 30-х годах Н.И. Подвойский уже был не в чести у власти и ничем не мог помочь.

В конце 20-х годов отец согласился поехать в Казахстан, где получил работу бракера по приемке лошадей для Наркомторга СССР, но его уже начали преследовать.

В 1931 г. отец был арестован в Казахстане и осужден по ст.

109 сроком на 4,5 года, но был выпущен досрочно «за хорошую работу и примерное поведение».

Лейла и Аслан Гирей – дети М.Джафарова. Москва. 17 июня 1925 г.

В конце 1932 г. он вернулся в Москву и был принят на работу вольнонаемным инспектором транспорта Дмитлага ОГПУ. В период с ноября 1932 г. по февраль 1933 г. 2-3 раза в месяц за отцом приезжала машина, его отвозили на Лубянку и поздно ночью привозили домой. Оттуда он возвращался крайне расстроенный и однажды сказал брату, что его скоро арестуют. Брату он рассказал также, что на Лубянке с ним вел разговор Ягода, предлагавший ему выехать на нелегальную работу в Польшу, где в то время находился Хан Аварский и многие бывшие царские офицеры, которых отец хорошо знал. Ягода сказал, что ему известно о трудностях и нужде семьи и в случае согласия отца обещал хорошее обеспечение семье. Отец ответил отказом, и Ягода со злобой ему сказал: «Подумайте Джафаров, я даю Вам срок или сгною Вас, у меня есть на это силы».

В марте 1932 г. отца арестовали на работе, привезли домой, сделали тщательный обыск, забрали 4 конверта с письмами, написанные отцом маме, брату, сестре и мне – его завещание, имущества не было. Забрали воинские награды, три Георгиевских креста, в том числе золотой на оружие и др., шашку, кинжал. Мама рассказывала, что, спускаясь с лестницы, отец сказал ей: «Леля, не беспокойся, я честен и правда восторжествует, разберутся во всем, и я вернусь».

К сожалению, все сложилось иначе. Отца отправили в Дагестан, где ему было предъявлено обвинение в участии и руководстве контрреволюционным движением в Дагестане в конце 1930 – начале 1931 гг. т.е. в период, когда он был в командировке в Казахстане, был там в тюрьме более года и ни с кем из дагестанцев не встречался и не переписывался.

Постановлением Тройки при ОГПУ СКК ДАССР от 13 ноября 1933 г. отец был осужден по ст. 58–2 УК РСФСР к 10 годам лишения свободы и отправлен этапом в Сусловское отделение Сиблага ОГПУ.

Письма отца из лагеря с 1933 по 1937 гг. все были пронизаны настойчивыми просьбами о ходатайстве в высшие инстанции об его освобождении, о его невиновности в предъявленном обвинении. Хотела бы отметить, что в этих письмах не было жалоб на плохое обращение, были просьбы прислать табак, кое-что из одежды и еды. Находясь в лагере, он имел вольное хождение, работал статистиком, заведовал животноводческими фермами. Это было для него отдушиной, т.к. он любил животных, особенно лошадей. Но в 1937 г. наступили более тяжелые времена, в том числе и для заключенных по политическим мотивам. Письма и посылки, возвращались с пометкой «за не нахождением адресата», последнее письмо отца было от июля 1937 г. А в октябре 1937 г. постановлением Тройки УНКВД по Новосибирской области за проведение антисоветской агитации среди заключенных отец был приговорен к высшей мере наказания. 3 ноября 1937 г. приговор был приведен в исполнение. Семье об этом сообщено не было, по-прежнему корреспонденция возвращалась с той же пометкой: «за не нахождением адресата».

Позднее брату стали случайно известны обстоятельства последних дней жизни отца и его кончина. (См. воспоминания сына. – Ред.)

Церковь в Темир-Хан-Шуре.

Мой двоюродный брат со стороны отца Башир Магомаевич Пиртузилов скрупулезно изучил все документы, касающиеся обвинения отца в участии и руководстве контрреволюционным движением в Дагестане в 1930–1931 гг., в том числе и письма из ссылки и подготовил аргументированное прошение о реабилитации. Постановлением Президиума Верховного Суда Дагестанской АССР от 30. 11. 1979 г. постановление Тройки ППОГПУСКК ДАССР от 13. 11. 1933 г. в отношении Джафарова М. было отменено и дело против него производством прекращено за не доказанностью обвинения.

Заслуживает внимания приведенная в этом постановлении ссылка на обвинение отца, основанное на показаниях 4-х лиц, которые якобы слышали о тайной организации, подготавливающей вооруженное восстание в Дагестане, короче говоря, бездоказательные доносы. Постановлением Президиума Новосибирского областного суда от 29. 02. 1980 г. постановление Тройки УЕКВД по Новосибирской области от 28. 10. 1937 г. в отношении Джафарова М. было также отменено и дело производством прекращено за отсутствием в его действии состава преступления, и поэтому делу он был признан реабилитированным.

Когда меня спросили в интервью для газеты «Новое дело» в мае 1999 г. как мои родители воспринимали смену строя, я ответила, что отрицательно, иначе быть не могло. У них было хорошее положение в Темир-Хан-Шуринском обществе, не было наследственной собственности и богатства. Но была большая семья со стороны моей бабушки Елизаветы Ивановны Яковлевой и много родных со стороны отца. У отца было любимое военное дело, которое он хорошо знал, много друзей, перспективы на будущее.

Георгий Михайлович (Аслан Гирей) Джафаров.

О том, что родители лояльно относились к условиям новой жизни, говорит то, что мои старшие брат и сестра были пионерами, активно занимались спортом. Сохранилась их фотография с красными галстуками. Я тоже была и октябренком, пионеркой, комсомолкой и членом КПСС. Это не приспособленчество, а активное участие в жизни общества и коллектива, в котором учились жили и работали.

В семье родителей соединилось, как могло казаться, несовместимое. Со стороны мамы Елены Ивановны Гогоберидзе, ее отец генерал-майор в отставке Иван Зурабович Гогоберидзе и мать Елизавета Ивановна Яковлева были православные, а Магомед Джафаров мусульманин. Помимо этого И.З. Гогоберидзе и отец